Владимир Маяковский, в традиционной для таких случаев «отвязанной» манере, написал «Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому»
по поводу «предательства» Ф. Шаляпина (оно было опубликовано в журнале «Новый ЛЕФ» № 1 за 1927 год):Молодой поэт и знаменитый оперный певец познакомились на вечере, посвящённом первой годовщине журнала «Летопись», в петроградском Народном доме. На торжественное мероприятие Владимира Маяковского привёл писатель А. Н. Тихонов (Серебров) — член редколлегии и один из авторов издания. Фёдора Ивановича они застали в гримёрке, где тот, снимая грим Бориса Годунова (дело было уже после его триумфального выступления) обратился к Маяковскому:
Ф. И. Шаляпин во всех смыслах был случаем особым — А. В. Луначарский неоднократно говорил товарищам по СНК и ЦК РКП (б):
А. В. Луначарский
Нарком действительно искренне старался помочь народному артисту республики. Надо сказать, что его многочисленные обращения в высшую партийную инстанцию по поводу судьбы некоторых видных деятелей культуры, в том числе и их возможного выезда за границу, были предметом его постоянной заботы: Вячеслав Иванов исключительно благодаря вмешательству А. Луначарского смог выехать за границу, под личное обещание ему же не печататься в антисоветских изданиях. Следом за ним смог покинуть Россию Иван Шмелёв, который, как и большинство людей его круга, измучил себя вопросом: «Ехать или не ехать?», перед своим окончательным решением эмигрировать признался в письме В. В. Вересаеву: «Москва для меня — пустое место. Москва для меня — воспоминания счастья прошлого. Крым — страдание, но это страдание связано с сам[ым] дорогим в жизни. Пусть оно остаётся, я не в силах уйти. Москва — сутолока и надежда дальше устраивать что-то в жизни. Мне нечего больше устраивать. (…) Теперь я знаю, что и как надо писать. Но, кажется, поздно. Одн(им] слов [ом], я не еду. Я, м[ожет] б[ыть], нелогичен: я могу уехать из Крыма, но только не в Россию. Чтобы начать свою новую литературную] работу и работу оч[ень] большого калибра — „Храм человечий“ и „Его Величество Лакей“, работа на года, — мне необходима перспектива. Мне нужно то ещё, чего уже нет в России, — тишины и уклада. Чтобы не мызгаться, не крутиться с утра до ночи за куском, за одеждой, за топливом. Чтобы жизнь не мешала. Я не могу работать с перерывами, урывками. Я написал Лунач[арско] му и М. Горькому о разрешении уехать» (Шмелёв И. С. — Вересаеву В. В. 8/21 сентября 1921 г.).
Юрий Безелянский в своей книге «Опасная профессия: писатель» приводит в качестве примера удостоверение, выданное А. М. Ремизову, следующего содержания: