Такая чересчур заметная активность крупного советского функционера вызывала устойчивую «нервную реакцию» председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, который направил в ЦК РКП(б) записку с возражениями против ходатайств наркомпроса РСФСР о выезде за границу деятелей искусства:
Когда после массовых арестов участников эсеровского мятежа А. М. Ремизов оказался в ВЧК, от тюремного подвала его спас всё тот же нарком по просвещению. Утончённый писатель и художник смог уехать «за кордон» вместе со своей женой Серафимой Ремизовой-Довгелло. Позднее в своей книге воспоминаний «Иверень. Загогулины моей памяти» он писал: «А когда я „по недоразумению“ попал на Гороховскую (дело о восстании левых с.-p., сами посудите, какой же я „повстанец“), первые слова, какими встретил меня следователь: „Что это у вас с Луначарским, с утра звонит?“ И я робко ответил: „Старый товарищ“». [1.216] Близкий к партии социалистов-революционеров Алексей Ремизов, плохо скрывавший своё скептическое отношение к большевикам, в Россию больше не вернулся — продолжил лечение в Берлине, а затем в Париже.
Однако, несмотря на категорическое нежелание ВЧК добровольно «расставаться с культурными ценностями», А. В. Луначарский продолжал, в буквальном смысле слова, спасать людей. Очень многие литераторы, художники и театральные деятели, арестованные Петроградской ЧК в самое «горячее» время 1918–1919 годов, вышли на свободу исключительно благодаря его личному вмешательству.
Для Ф. И. Шаляпина зарубежные гастроли были действительно «вопросом жизни и смерти» — без активной концертной деятельности он умирал как звезда мировой оперной сцены, тем более что его репертуар не особо соответствовал принципиально изменившимся вкусам российской публики, разве что только легендарный гимн народников «Дубинушка» ещё как-то оставался в тренде.