Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

В своём очерке «Ленин», посвящённом кончине вождя мирового пролетариата, Алексей Максимович Горький вспоминал: «Как-то вечером, в Москве, на квартире Е. П. Пешковой Ленин, слушая сонаты Бетховена в исполнении Исайи Добровейна, сказал: „Ничего не знаю лучше `Appassionata`, готов слушать её каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть, наивной, детской, думаю: вот какие чудеса могут делать люди. — И, прищурясь, усмехаясь, он прибавил невесело: — Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя — руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-м, — должность адски трудная“».

Согласно своему хрестоматийному образу, Владимир Ильич вроде бы как любил классическую музыку. Помимо Бетховена, соратники вспоминали о популярных произведениях Шопена, Грига, Чайковского, которые для него с успехом исполнял не только приятель Горького И. Добровейн, но и пианистка-любительница Инесса Арманд.

В современной немецкой драме «Жизнь других»[243](многие видели этот шедевр Ф. Х. фон Доннерсмарка с Себастьяном Кохом и Ульрихом Мюэ в главных ролях) её главный герой драматург Драйман (Кох) очень кстати цитирует ленинские слова опять же о музыке Бетховена: «Слушая её, не довести революцию до конца», и продолжает: «Кто слушал эту музыку, слушал её душой — не может быть негодяем!»

Как известно, среди большевистского руководства очень многие обладали не только художественным вкусом, но и действительными талантами, в том числе литературными и журналистскими способностями: хорошим драматургом и литературным критиком был нарком просвещения Анатолий Луначарский, историком музыки, крупнейшим специалистом по творчеству В. Моцарта — наркоминдел Георгий Чичерин, Григорий Зиновьев был автором профессиональных переводов, а публицистический дар Владимира Ленина или Льва Троцкого не ставили под сомнение даже их противники.

Такая исключительная одарённость властей предержащих в какой-то момент стала создавать у творческой интеллигенции ошибочное ощущение собственной необходимости в поступательном движении общества к светлому будущему. Не смущал даже возникавший с завидной постоянностью вопрос «С кем вы, мастера культуры?».

Ответившие на него неправильно становились пассажирами «философского парохода» (это в лучшем случае) или спешно учились пришивать бирку с номером на лагерный клифт. Угадавшие правильный ответ — а таких было большинство — могли рассчитывать на массовые тиражи собственных произведений, высокий уровень жизни, которому могли позавидовать их европейские коллеги, Сталинские премии, спецпайки и персональные автомобили.

Проблема заключалась в том, что партия периодически очищала ландшафт, не особо принимая во внимание ни степень их талантливости, ни былые заслуги перед пролетарской революцией.

В этом смысле Владимир Маяковский со своими неизменными жизненными правилами и принципами, усвоенными ещё на кутаисских баррикадах, был просто обречён.

В мае 1930 года в Праге была опубликована статья Романа Якобсона «О поколении, растратившем своих поэтов» — первая и, пожалуй, лучшая попытка проанализировать поэтический мир Маяковского. Рефлексируя по поводу его самоубийства, её автор убеждал читателей, что смерть поэта являлась логичным завершением его творчества. И с этим выводом нам трудно не согласиться.

По всей видимости, Владимир Маяковский искренне верил в то, что за «горами горя» есть «солнечный край непочатый», увидеть который ему не суждено. Его же участь — смерть искупителя, неразрывно связанная с идеалами революции.

И последнее. Как известно, крайне избирательная в общении Анна Ахматова дружила с Арсением Тарковским, как-то подарила ему свою книгу с надписью: «Арсению Тарковскому, автору чудесных и горьких стихов», даже написала рецензию на его первый поэтический сборник. В ответ Арсений Александрович посвятил ей стихотворение «Рукопись» о роковой судьбе любого настоящего поэта в России: