Жизнь забугорная

– Даааа… – произнёс он после долгой паузы. – В Совке тебя давно б уже загнали в резервацию и стали врачевать насильно, а тут: хочешь – лечись, хочешь – подыхай. Ни тебе диспансеризации, ни спецучёта – демократия, мать её. Не одобряю я твоей линии поведения.

– Какой линии? – удивился Андрей.

– Да шизофрении клинической. Вместо того, чтоб лечиться, дурные бабки в надгробие вбухал. Место на лесном кладбище заказал… Разве ты не в курсе, что в лесу не тела захороняют, а прах, оставшийся после кремации? Дальше – вообще несвязуха. Прыгнуть в Рейн он решил. А то, что тебя течением занесёт, и хоронить будет нечего, в голову не приходило? Рыбы тушку твою так обожрут, что личность не установит ни одна экспертиза. Не будет у тебя ни могилы в лесу, ни надгробия – лишь облепленный тиной скелет. Я уже не говорю о пожертвовании детскому дому, где тебя столько лет гнобили. Ты всерьёз думаешь, что детям что-то достанется? Всё сопрёт руководство, даже не сомневайся.

– Не может быть…

– Да чтоб мне в сортир по компасу ходить, – проглотил Дрешер пригоршню таблеток. – Если деньги девать некуда, засылай их в наш фонд. Многие из «позитивных» вынуждены считать каждый цент – на работу нас не берут, все живём на социалку. Реквизиты наши я тебе сброшу, а ты сам решай: в воздух-трест деньги впендюрить или друзьям по несчастью помощь оказать.

Весь следующий день слова Макса не давали Андрею покоя. С идеей самоубийства он не расстался, но бросаться с моста передумал. «Умирать нужно красиво: в собственной кровати, в приличном костюме, побритым и подстриженным, – таращась в дисплей надгробия, втолковывал Шнайдер своему фотоснимку. – Все оставшиеся деньги переведу завтра кёльнским «позитивщикам». Затем вызову Макса, пусть для своих подопечных возьмёт из квартиры всё, что понравится. Схожу в сауну, парикмахерскую и… адью».

Дрешер оказался высоким худым скуластым парнем с пергаментно-жёлтой кожей. «Печень не пашет, – объяснил он Андрею свою желтушность. – Комбитерапия «посадила». Университетская клиника препарат новый на мне испытывает. Бешеных бабок стоит, между прочим. Месячная доза – тысяча сто евро, лечение в целом – шесть кусков в месяц. Как тут не согласиться? Вдруг поможет».

Чаёвничать уселись на балконе. Шнайдеру не терпелось продемонстрировать гостю надгробие. Тот восторга не выразил.

– Настучать бы тебе за это по почкам, – скривился Дрешер, увидев на корпусе запланированную дату смерти.

– Я своих решений не меняю, – проворчал Андрей, разливая по чашкам ароматный бергамотовый чай.

– Зря, – Макс, выдавил себе в рот несколько капель лимонного сока. – У меня в своё время тоже кингстоны вышибло, когда выяснилось, во что обошлась вот эта татуировка. – Он закатил вверх рукав ковбойки, показав Шнайдеру причудливую наколку в виде огнедышащего дракона. – В Таиланде делал за тридцать долларов. Сэкономил, блин…

– А что было потом?

– Всякое было… Шок, истерика, депрессия, походы по психотерапевтам. Затем – поиск в Интернете себе подобных. «Отрицательные» сразу вычеркнули меня из списка живых. При встрече смотрели на меня с такой жалостью, что я перестал с ними общаться даже по телефону.

Потом открылось второе дыхание. Я начал получать удовольствие от самых простых вещей: запаха сирени, детского смеха, смешного анекдота, солнечного зайчика, скользящего по стене. Ты тоже придёшь к этой фазе.

– Не приду, – упёрся Андрей. – Я вам вчера перевёл все оставшиеся на счету деньги. Хочу нуждающимся меблишку, одежду, посуду передать. Свистни своих орлов – пусть вывезут. Это – последняя воля умирающего.

Макс внимательно посмотрел на Шнайдера. Глядел долго, не мигая.

– Что-то ты, батенька, не похож на смертельно больного. Какой анализ ты делал?

– Иммуноферментный, ELISA, что ли…

– Знаешь, а ведь эта ELISA иногда даёт ложноположительный результат. Нормальные люди обязательно перепроверяют её более чувствительными методами. В AIDS-Hilfe тебе этого не сказали?

– Может, и говорили, но у меня от шока слух пропал. Я практически ничего не соображал.

– Короче, так: завтра с утра пойдёшь в городское ведомство здравоохранения. Проведёшь там дополнительный, более точный анализ. Сразу, конечно, результат не узнаешь, за ним придётся явиться через несколько дней. Зато приговор будет окончательным и бесповоротным.

Андрей с трудом сумел продержаться три дня. На четвёртый не выдержал и позвонил в лабораторию.

– Подобных справок по телефону мы не даём, – ответил ему приятный девичий голос. – Завтра с восьми до шестнадцати приходите лично. Не забудьте прихватить паспорт.

«Ну, вот и всё, – подумал Шнайдер. – При отрицательном результате сказали бы сразу: «Всё в порядке. Живите долго и счастливо!». А так… придётся выслушать ещё одну печальную песню в другом исполнении.

В восемь утра он уже дежурил у дверей горздрава. Услышав от доктора: «Поздравляю – результат отрицательный», Андрей растерялся.

– Как отрицательный? Мне в СПИД-центре делали экспресс-анализ. Он был положительным…

– Иногда такое случается, – развёл врач руками. – Вы ничем инфекционным тогда не болели?