Мы вышли почти в самом конце низа зеленой ветки. Название “Пролетарская” не внушала мне оптимизма в поисках, но Марка огорчать не хотелось. Погода все говорила за меня. Начался сильный дождь и рыцарю литературы пришлось защититься от него зонтиком. Про своего славного оруженосца он тоже не забыл. Походя больше на влюбленную парочку, а не на двух алкоголиков-тунеядцев, мы шли и шли вдоль проспекта, а вокруг пахуче цвела влажная весна, которая на днях станет летом, вид на главную реку города был обворожителен, не хотелось даже задумываться, что лежит на ее дне. Единственное, что мешало вдоволь наслаждаться жизнью, разговаривать о планах, литературе или даже обсуждать последние сплетни – это давящая на мозг однообразное бульканье моих прохудившихся ботинок. Ног к концу нашего путешествия я уже не чувствовал, мое состояние чем-то схожим с лежащими на дне обитателями реки Н., ноги в воде, голова мокрая, дальнейших планов на жизнь – нет. Магазин мы так и не нашли. Пересекая вдоль и поперек нужную нам улицу, всматриваясь в указатели, до нас дошло, что магазина – нет. Вместо него красовался очередной ларек, из которого, освещая нас золотыми зубами, выглядывал мужчина средних лет. Совершив очередное путешествие туда и обратно, мы отчаялись. Сдались. Видимо, когда-то на том месте действительно стоял книжный, но пролетариям больше нравилось выпить. А чем мы хуже? Стоило задаться этим вопросом и через каких-то минут пять, мы с Марком сидели на сломанной скамейке детской площадки, которая находилась неподалеку от книжно-водочного, и передавали друг другу чекушку коньяка.
– А что за автор тебе нужен? может он у моих родителей есть, они, знаешь, любят странную литературу. – поморщившись от глотка коньяка, спросил я у расстроенного рыцаря, так и не нашедшего свою бумажную принцессу.
– Марк Анатольевич Афанасьев, неизвестный поэт, гонимый отовсюду писатель. Романтик и полный дурак, Вова. – Марк залпом убил чекушку и кинул ее в кусты.
Я был готов к этому. Хоть и знакомы мы немного, но фамилию Марка я знал. Афанасьев. Я даже не удивился. Только потраченное в никуда время било в голову, а вся влага в моих ботинках на следующий день грозилась выйти из носа. Единственное, чего я не мог понять: зачем это было нужно Марку. Обычно им двигало желание развлечься, либо заработать лишнюю денежку, которая уйдет на покупку алкоголя.
– И зачем? – в голову дал коньяк, сопротивляться она не стала, удар немного прошелся по всему моему телу. За ним последовало умиротворение. Кома.
– Вова, мы всегда ищем себя. Конечно, не так буквально. Чем отличается твой год, о котором ты мне постоянно говоришь, от нашей прогулки? ничем. Абсолютно ничем, брат. Ты тоже ходишь от места к месту и становишься собой через других людей. Говоришь им протягивая руку: “Здравствуйте, я Вова!”, и действительно становишься Вовой. Почему ты им не можешь сказать, что ты Альберт? А потому что ты не хочешь быть Альбертом, ты хочешь быть Владимиром. И я вот, хочу быть Марком Анатольевичем Афанасьевым, романтиком, поэтом и дамским угодником. И я им стану, вот увидишь! Продавец в книжном теперь уверен, что существует такой писатель, а седая женщина даже о нем что-то слышала! – он сделал паузу – А вот, что происходит с людьми после поисков.
Марк встал, посмотрел внимательно на меня, а потом указал пальцем на лежащую в кустах чекушку.
– Пойдем надеремся, мой дорогой друг.
***
Описывать события, которые шли после наших посиделок на детской площадке – не имеет никакого смысла. Я не могу передать на бумаге мешанину из звуков, слов, образов и запахов. Кое-как чувствовать землю я начал только у Марка дома. Точнее, это сейчас я в полной уверенности, восстановив картину происходящего могу заявить, что это была квартира Марка. Тогда этой уверенности не было. Болела голова и безумно хотелось курить. Из выглядывающего за шторой балкона били утренние лучи солнца. Они меня и разбудили. Оглянувшись, я заметил лежащего на своем диване Марка, успокоился и пошел ближе к свету. Открыл дверь, легким движением руки достал сигарету и облокотился на перила. Обдувал свежий ветер, я почувствовал, что окончательно пришел в себя. Несмотря на состояние, с сигаретой пришло ощущение, что есть надежда, придет лето и все расставит по местам. Когда-то оно кончится, но не сейчас. Сейчас надо наслаждаться, купаться в лучах, пока есть время и возможность. Я еще молод, у меня есть силы, а остальное не важно. Я открыл глаза с похмелья. Я герой. Почему-то захотелось заорать. Крик прошелся по двору, столкнулся с людьми, спросонья идущими на работу, и эхом вернулся обратно. Мне это понравилось, и я начал во всю глотку орать:
– Я люблю тебя, жизнь. Принимаю тебя, какой ты есть, драная ты сука! Слышишь? Больше не злюсь и не огрызаюсь. Вот я! Голый стою перед тобой, готовый сделать все что ты пожелаешь, исполнить любую твою прихоть. Слышишь? – задыхаясь, срывая голос, орал я.
Ответа не последовало.