Так решив, отправились отец с сыном на вокзал. Поезд подошел за пять минут до отхода. Крепко обнялись на прощание, затем Алексей вскочил на ступеньку тронувшегося поезда. Тут только Николай всем нутром своим почувствовал, что уезжает от него близкий, родной человек, и надо бы его немедленно вернуть, домой привезти и сказать своим: «Вот мой старший!». А поезд набирал ход, и одно лишь успел Николай крикнуть: «Приезжай, Леха, приезжай обязательно». Колеса стучали, и сквозь этот стук послышалось ему, будто сын крикнул: «Я приеду, отец, обязательно. Ты жди!».
Медленно шел Николай по уснувшему городу и размышлял о жизни своей. Зачем уехал он из села? Что его сюда поманило? Почему сам не отыскал сына? Почему не сознался Нюре? Испугался? Не поверил, что сможет она его понять? Вернулся он домой поздно, когда все уже спали. «И хорошо, – подумал, – не будут спрашивать, где был. Я сегодня ответить не могу. Но завтра обязательно расскажу».
Ночью приснилась ему Алла Дмитриевна: стояла на краю пропасти и звала к себе. Протянул он к ней руки, и не дотянулся. Рассмеялась она, крикнула: «Иди сюда, Коленька!». И пропала, растаяла, словно и не было. Потом мать пришла, погладила по голове, поцеловала в лоб и, грустно вздохнув, произнесла: «Эх, Коленька, сыночек мой!».
К утру захватила его сильнейшая боль: в тисках голова оказалась, и тиски эти сжимались до невозможности. Не мог встать, руки и ноги не двигались, тело подниматься не желало. Переполошились все в доме. Нюра не отходила, глядя на мужа испуганными глазами. Люда стояла посреди комнаты, не зная, что делать. Генка побежал за врачами. «Прости меня, Нюра», – пытался сказать Николай жене, но губы чуть двигались, а потом и вовсе стали каменными.
Постепенно уплывал Николай из комнаты, все слабее и слабее видя, что вокруг происходит. Вдруг провалился в темноту жгучую. Попытался выбраться из нее, временами сознавая, что везут его по больничному коридору, затем уложили на жесткую кровать. Голоса незнакомые слышал. Кто-то сказал: «Умирает он». Подумалось: «Кто умирает? Я? Не может быть!». И опять мгла все заполонила.
Когда приходил в себя, чувствовал: голова болит, тело окаменело, лежать неудобно. Хотел попросить помощи, да не смог. Видел жену плачущую, дочь растерянную. Их бы поддержать, успокоить, но опять тьма укутывала. Вдруг сквозь темноту прорвалась яркая вспышка, похожая на ту, что поразила Николая в давние годы. Только эта вспышка незлой была и превратилась в приятный свет, от которого лилось тепло и спокойствие. Открылся какой-то длинный коридор, и Николай двинулся навстречу неизвестному. Опомнился: не простился с женой и детьми, не рассказал им об Алексее. Хотел вернуться, да дороги назад не было.
Людочкин свет
Людочка – любимица отца и матери – доставляла многим людям огромную радость. Бабушка Клаша души в ней не чаяла и печалилась, что внучка редко у нее бывает. И когда та приезжала в село Высокое, нарадоваться бабуля на девочку не могла.
– Ягодка моя, – ласково говорила по утру, будя внучку, – пойдем курочек кормить. Рыжая Хохлатка тебя дожидается.
Людочка выбегала во двор с кружкой зерна и весело приговаривала, как бабуля: «Цып-цып, цыпочки, идите кушать, я зерна вам принесла, и водицы налила». Куры окружали ее, бурно лопоча свои куриные признания. Рыжуха, самая смелая курица, садилась к девочке на колени и пыталась клювом коснуться ее губ.
– Это она тебя целует, – смеялась бабушка.
Потом Людочка пряталась в малиннике, собирала ягоду – в кастрюлю для будущего варенья и в свой рот для настоящей радости.
– Ау, – кричала мама на весь сад, – где моя доченька прячется?
Тогда Люда замирала и ждала, когда ее отыщут. Только пес Полкан всегда выдавал: непременно подходил к кусту и громко лаял: «Вот она, наша беглянка. Я ее первый нашел».
Нередко пятилетней девочке приходилось заниматься с младшим братом. Мама усаживала малыша в песочницу, и тот приступал к изготовлению рассыпчатых песочных куличей.
– Ах, какие вкусные куличики! – выговаривала Людочка маминым голосом. – Что еще Геночка нам приготовит?
И Гена с удовольствием засовывал песок в формочку. Если же у него не получалось, то кидал совок и формочку, смешно топая при этом ножками.
– Ну-ну-ну, не злись, – воспитывала его сестра. – Надо постараться.
Сама старательно укладывала песок в формочку, долго утрамбовывала его совком, потом формочку переворачивала, устанавливая на деревянную дощечку, постукивала по дну, как учила мама, затем поднимала, и открывался детям отменный кулич, похожий на те, что пекла в праздник баба Клаша, правда, размером поменьше.
– Вот, – говорила девочка, – получился вкусный пирожок. Сейчас мы угостим мамочку.
Гена смотрел на кулич, а потом резко смахивал его рукой с доски.
– Ну что ты наделал? Зачем ты его сломал? Я же старалась, – возмущалась сестра, обиженная такими действиями брата.