Жизненный круг

– Ой, набрался, – ласково пролепетала Анюта, – пойдем, уложу.

Она подхватила его и повела в хозблок, где хранилось медицинское оборудование, лежали бригадные саквояжи. Уложив захмелевшего на топчан, почему-то здесь оказавшийся, присела рядом.

– Спи, родной, – ласково прошептала, словно мама в детстве, – а я рядом посижу.

И он уснул. Сладко спалось. Снилось, что мама колыбельную поет, что в реке он с Людкой и Алексеем купается. Потом пришел отец, подозвал его и сказал:

– Взрослый ты стал, сын. С Алексеем дружи, он брат тебе. Да мать не обижай.

– Ты к нам надолго, па? – спросил он отца.

– Нет, пришел вас повидать.

Усевшись на берегу, они долго молчали. Сын внимательно рассматривал отца и ощущал своим телом тепло, от него идущее. Радостно ему стало и спокойно. Отец же наблюдал за плывущей в реке дочерью, даже позвал ее: «Люда!». Не зная почему, Генка оказался рядом с сестрой, они поплыли наперегонки. Отец постоял, посмотрел на них и растаял в облаке.

Генка проснулся от пронзительной тишины, окутавшей станцию. Кто на вызовы отправился, кто домой ушел. Его дежурство закончилось. Он потянулся, встал с топчана, принялся поправлять одежду. В эту минуту в хозблок вошла Анюта.

– Проснулся, болезный? – поинтересовалась она. – Оклемался?

– А ты? – сделал он ответный выпад.

– Что я? Я спирт не пью. – Немного помолчала, перебирая пуговицы халата. – Кто домой ушел, кто на вызов уехал. Остальные спят на топчанах вповалку.

– А ты что не с ними?

– А я, – Анюта встала совсем близко, положила руки на его плечи, подняла к нему лицо и прошептала, – я к тебе пришла, милый мой мальчик.

Нет, не мальчиком он был. Это Генка точно знал и чувствовал, и мог ей сейчас доказать. И она, умелая, все понимающая и знающая, усадила его на топчан, присела к нему на колени, обхватила руками, губами вонзилась в его губы, внося в его тело сладостную новизну. Закружилось все вокруг – и спирта не надо. Возбуждение и страсть толкнули его в неизведанное, и готов он был себя и Анюту разорвать, и прижаться к ней, слиться с ней, потому что нет его одного, и нет ее отдельной от него.

Единое общее желание прорывалось в губах, руках и телах. Он будто вбивался в нее: раз, раз, и еще раз, сильнее, сильнее, и еще сильнее. Всплеск, взрыв, жар, огонь охватили его. И она, Анюта, его Анюта, его милая и слабая женщина, бесконечно дорогая, до боли сжимаемая в руках, испытывала тот же всплеск, взрыв, жар, огонь. Он видел, как менялась женщина. А потом наступило невыразимое словами расслабление, удовлетворение и состояние счастья.

Так вот о чем пишут в книгах писатели, шепчутся мальчишки между собою, молчат родители, скрывая от детей. Они – Геннадий и Анна – лежали, сомкнув тела, и было им хорошо.

– Пора домой, – произнесла Анюта, – тебя, наверное, мама ждет.

– Давай вечером встретимся, – предложил он, губами покусывая ее ухо, – пройдемся по городу, в кино сходим.

– Нет, вечером я занята, – она поднялась и стала решительно одеваться. – Да и тебе отдохнуть надо. Увидимся на дежурстве.

Анюта подошла к топчану, склонилась, поцеловала его в щеку, и поцелуй ее был иным, не страстным, а словно говорившим: «Вернемся к прежнему».

– У меня нескоро дежурство будет. Может, раньше встретимся?

– Не могу. Я на неделю к своим еду. Пока, милый. Не скучай, – и она выпорхнула из комнаты. Генка поднялся с топчана, еще полный воспоминаний о женщине.

С этими воспоминаниями он отправился домой, где его ждали.

Через три дня Генка пришел в роддом, нашел отделение и палату, в которой лежала его привокзальная пациентка. Никто его, разумеется, не остановил, поскольку видом он был заправский медик.

– Здравствуйте! – весело сказал он.

– Ой, это вы? – женщина спряталась под одеяло, а глаза ее смотрели на него с доверием. – Я все думала, как вас разыскать. Спасибо вам! Без вас и не родила бы.

– Ну уж? – усмехнулся Генка и со знанием дела констатировал, – женщина, если ей надо, сама родит. Я-то чем вам помог?

– Не скажите, вы для нас с сыном – первый человек. Как зовут вас? – спросила она.

– Геннадий, – ответил он, чувствуя, как распирает его грудь гордость за то, что сумел помочь женщине: без него, и в самом деле, неизвестно, что получилось бы.

– Хорошее имя, – улыбнулась собеседница. – Назову я сына Геннадием. Спасибо вам!

С этого дня Генка перестал быть Генкой, он стал Геннадием – человеком взрослым и надежным.

Сданы выпускные экзамены, получен диплом, замаячила перед Геннадием Егоровым армейская жизнь. Думали: заберут его осенью, однако летом военкомат проводил допризыв, и его вызвали по повестке.

– Куда ж тебя направят? – волновалась мать, приучая себя к мысли о долгом ожидании возвращения сына.

– Далеко не пошлют, – успокаивал он. – Ты не бойся: время мирное, ничего со мною не случится.

– Отец твой тоже в мирное время служил, а больным домой вернулся, – вспомнила мать тяжкие годы, когда все силы были направлены на излечение мужа от неизвестной болезни.