Жизнеописание оболтуса

— Я хотел спросить. Вот твои друзья-офицеры: русский, украинец, татарин, казах и грузин. А я кто?

— Ты? Хм. Давай подумаем. Ты — интернационал.

— Это как?

— Со стороны папы твой дедушка — немец, а бабушка — русская. Так, с одной половинкой разобрались. Со стороны мамы, и с моей тоже, твоя бабушка — украинка.

— А дедушка?

— Дедушка родился в Одессе. Но всем говорит, что он сибиряк.

— Говорит.

— Вот-вот. Эти знаменитые одесские сибиряки… Ты его выдающийся монументальный нос помнишь?

— Помню, — я кивнул.

— Ну вот и думай, — загадочно сказал дядя и довольно хохотнул. — Ладно, иди гуляй.

Я попытался размышлять о дедушкином носе, но что конкретно надо было о нем думать, я не знал. Видимо, в его недрах скрывалась какая-то семейная тайна, о которой пока было не время говорить.

А вечером офицеры устроили небольшую пирушку. Они пили шнапс, «полировали» его пивом, закусывали напитки сосисками и орешками. Военные говорили о том, что не так уж важно, сколько у страны танков и самолетов, главное, чтобы во главе государства стояли смелые и честные люди.

Офицеры не знали, что они не поедут друг к другу в гости. Через два года их общая страна будет разорвана на части, а они окажутся по разные стороны границ и даже баррикад. Мерзавцы разных мастей, националисты и предатели будут с трибун кричать, что именно их республика кормит всех остальных. Когда же Советский Союз распадется, жрать станет нечего и у «кормящих», и у «окормляемых». Больше не будет той искренней, доброй и честной дружбы народов. Относительно сытая и спокойная жизнь с бесплатными квартирами, больницами и вузами закончится. Вместо нее во многие города и села придут разруха, вражда, ненависть и война, а некоторым солдатам и командирам еще «посчастливится» увидеть своих бывших однополчан, но уже через прорези прицелов.

Жизнь на военной базе

Дети быстро приспосабливаются к практически любым условиям. За три недели я привык к жизни на военной базе, словно здесь родился и провел все свои немногочисленные лучшие годы.

Что и говорить, в гарнизоне было даже интересней, чем в родном алма-атинском дворе. Каждое утро начиналось с выпрашивания у мамы десяти пфеннигов — именно столько стоил один леденец на палочке в местном магазине. Это был такой невероятно вкусный немецкий «чупа-чупс», только плоский и овальный. Дальше я ждал, когда соберутся друзья, с которыми мы «рысачили» по всем уголкам гарнизона с утра до вечера.

Всегда можно было увязаться за солдатами, которые рассказывали веселые шутки или матерные анекдоты. Так, например, бойцы поведали нам, что смазливая помощница повара Людочка знает тактико-технические характеристики практически всех офицеров гарнизона, а полковника может раздеть и одеть за сорок пять секунд с закрытыми глазами. Я узнал о том, что зампотех — это не тот, кто отвечает за организацию разных увеселений и потех, а достает какие-то детали для техники. Оказалось, что завгар — это не кавказское имя, а очень важный начальник гаража. Выяснилось, что запах солдатского пота не выветривается с плаца даже при сильном ветре и дожде, а гаштет — это не место, где продают только паштет, как явствует из рифмы, а вполне себе приличный пивной ресторан.

Из разговоров офицеров я выяснил, что больше медалей и новых званий они мечтают привезти из Германии видеомагнитофон, импортный квадратный телевизор и японский двухкассетник. А бриллиантовой мечтой была покупка подержанной иномарки и возвращение на родину за рулем собственного автомобиля, груженого всяким заграничным ширпотребом. У солдат, ввиду их скромных финансовых возможностей, желания были попроще. Они мечтали приехать из Германии в новых ослепительно белых кроссовках и электронных часах с калькулятором и календарем.

Я привык ходить в общий туалет с дыркой в полу. Меня уже не смущала вероятность встретиться там с легкомысленной мышью или гастролирующим тараканом. Как и дядя, я отмерял себе полоску бумаги длинной в собственный рост и уверенно шел по коридору в мрачные, сырые и плохо пахнущие чертоги «писительно-какательного» помещения.

Я досконально изучил все торговые улочки Хальберштадта и мог с точностью сказать, через сколько покачиваний коляски мама и тетя выйдут из того или иного магазина.

Случались и довольно яркие моменты среди этой казарменной жизни. Однажды немцы устроили на военной базе детский праздник. Они привезли загончики с кроликами, чем произвели фурор среди дошкольной мелюзги. А вот детям постарше устроили развлечения интересней. На плац выехала местная пожарная машина, на которой с включенной сиреной по очереди катали всех желающих. Кульминацией праздника стали прыжки с высоты на надувной спасательный батут. В общем, немцы оказались еще теми затейниками. В алма-атинском дворике такое не покажут.

Хальберштадт — Варшава — Львов — Алма-Ата

Детских впечатлений было столько, что я не заметил, как наш отпуск подошел к концу.

— Пора собираться. Через три дня поедем домой, — безапелляционно заявила мама.

— Что? Как три дня? — я опешил от неожиданности.