Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны

Когда в этот день было разбито их войско и погиб и тот, кто был под началом, и тот, кто стоял во главе, его (Шалву) охватило оцепенение. Он не различал, где земля под ним, опустился и заснул среди убитых, запачкав свое лицо кровью, черной от позора. Его обнаружил сын няни Гийас ад-Дина, еще мальчик. Он вытащил его и связанного привел к султану.

Так Аллах рассеял надежды проклятого на то, в чем он преступил границу дозволенного, и жестоко высмеял его: ведь он не был упомянут среди мужественных, не говоря уже о том, чтобы считаться героем.

Султан пощадил его и не спешил покончить с ним, чтобы люди видели, как Аллах справедливо поступает с теми, кто поносит две святыни веры и двух распространяющих истинное слово[509].

Султан направил главу личных слуг Тадж ад-Дина Кылыджа в Табриз с группой /137/ их пленных эмиров и головами убитых с радостной вестью о том, что Аллах даровал ему победу, явившую блестящее зрелище и принесшую всеобщую славу.

С поля сражения он направился в город Двин[510] и, предприняв наступление, захватил этот город через некоторое время. Затем он приказал местному кади отделить находившихся там мусульман — их жен и детей.

Аллах щедро даровал султану и его помощникам обильные богатства и неограниченное количество добычи. И этим сердца были отмыты от пятна зависти, так как участие в желанном обогащении было всеобщим и во всем, что добыли, они были равны.

Шараф ад-Дин Уздере и Хусам ад-Дин Хидр, [со] правители Сурмари[511], в эти дни перешли на службу к султану и прибыли к нему, И он написал для них грамоту с утверждением такого, чем они были [удовлетворены] досыта.

Глава 49 Рассказ о том, как султан возвратился из Двина в Табриз и оставил правое крыло войска в Стране грузин в раджабе шестьсот двадцать второго года [512]

Когда эта победа соединилась со следующей и второе завоевание последовало за первым, а султан, разослав свои отряды до крайних пределов страны Абхаз[513], направлялся к Тифлису, к нему прибыло письмо Шараф ал-Мулка, который находился в Табризе. В письме он сообщал, что Шамс ад-Дин ат-Тугра'и и сын его брата Низам ад-Дин сговорились о его (Шараф ал-Мулка) убийстве и бунте против султана, — это были ложь и обман, направленные против того, кто [сам] был обижен. Через некоторое время выяснилось, что это клевета, которую нельзя подтвердить никакими доказательствами. Ведь ат-Тугра'и был набожен и справедлив в своем образе жизни, заботился о подданных, старался, чтобы они не испытывали страха и не разрешал никому преступать границ справедливости. И если у его (Табриза) жителей требовали то, чего не должно и не следует [взимать], и налагали на них сверх обычного, он защищал их — иной раз увещанием, а порой упрекая и выставляя на позор [чиновников].

/138/ На'ибы Шараф ал-Мулка пренебрегали этим. Ведь они владели Табризом, разрывая его на куски, их не удовлетворяло приобретенное, они не довольствовались незначительными повинностями, разевали жадные рты и не боялись: ведь не входят в пещеры, если ключами [служит] страх.

Подобно прожорливому киту, которого ничто не насыщает:
он страдает от жажды, хотя пасть его в море.

Когда султан ознакомился с его письмом, оно влило в него яд ехидны и горечь отравы. Он решил вернуться в Табриз, полагая, что здесь изменилось настроение и приключилась болезнь, требующая обязательного лечения. Он собрал эмиров правого крыла войск у входа в свой шатер, и к ним вышел один из его хаджибов, который сообщил следующее: «Мы узнали о вашем нерадении на поле брани и о вашем взаимном согласии повернуть вспять, когда грузины нападут на вас, [уже] в то время, когда Аллах даровал нам победу и торжество и ниспослал злые мучения на тех, кто не верует. Мы простим вам, когда мы убедимся, что вы в этой стране перевернете все вверх дном своими набегами до того, как мы возвратимся к вам».

Они заверили его в этом, и султан приставил к ним двух правителей Сурмари в качестве проводников к теснинам страны Абхаз и ее горным проходам.