Однажды, когда Король-юноша[30]
пребывал вместе с другими рыцарями перед отцом – очень юный, он тогда еще не был рыцарем – один из рыцарей предстал пред его отцом и робко обратился к нему с просьбой о даре. Король ничего ему не ответил, и рыцарь, робко ожидая ответа, стоял перед ним. Рыцари, бывшие с Королем-юношей, в один голос ему сказали: "Поистине, самое постыдное на свете – это просить о чем-либо другого". Король-юноша так отозвался на это: "Самое постыдное – это не дать тому, кто нуждается".Когда Королю-юноше было десять лет, один зуб выступал у него над другим, и он, не поддаваясь ни посулам, ни ласковым уговорам отца и матери, ни за что не соглашался, чтобы его вырвали. Случилось однажды, что пред его отцом предстал один рыцарь и обратился к нему с просьбой о даре – этот рыцарь был учтив и очень нуждался. Король, однако, ему ничего не дал. Король-юноша, увидев рыцаря, стоявшего в замешательстве, незаметно отправился к королеве и получил от нее все, что только смог, сообщив, что согласен, чтобы у него вырвали зуб. Затем, возвратившись к отцу, сказал ему так: "Если вы мне подарите то, что я попрошу, я позволю, чтобы у меня вырвали зуб". Король обещал ему исполнить все, что он пожелает. Тогда Король-юноша позволил вырвать у себя зуб и после этого сказал королю: "Прошу дать этому рыцарю то, что он у вас просит". И он скрытно передал рыцарю полученное от королевы.
Король-юноша спросил своих приближенных рыцарей: "Что обо мне говорят?" И один рыцарь ответил ему: "Весь народ говорит, что вы лучший человек на свете". Король на это заметил: "Я не спрашивал тебя обо всех, но о двух или трех".
Король-юноша по причине войны, которую вел с отцом[31]
, и вследствие больших произведенных им трат, задолжал огромные деньги купцам. Незадолго до его смерти, купцы потребовали от него уплаты долгов. Он ответил, что у него нет ни золота, ни серебра, ни земли, каковыми он мог бы удовлетворить их притязания, и сказал: "Чем смогу, тем вас и удовлетворю". И он наказал в своем завещании, чтобы тело его пребывало в их собственности, а душа – в преисподней до тех пор, пока они не будут полностью удовлетворены. По смерти Короля-юноши его отец, войдя как-то в церковь, увидел в ящике тело Короля-юноши, которое принадлежало купцам. Он спросил, что это значит. Ему рассказали, каково было завещание его сына. На это король сказал: "Господу не угодно, чтобы душа такого человека пребывала во власти бесов, а тело – в подобных руках". И он повелел уплатить долги сына, которые составляли многие сотни тысяч, и удовлетворить таким образом всех заимодавцев его.Мы знаем из книг[33]
о доброте Короля-юноши, который по совету Бертрана воевал со своим отцом[34]. Бертран похвалялся, что умнее его нет никого на свете[35]. Эта его похвальба вызвала много всяких суждений, и иные из них были записаны. Так вот, этот Бертран подговорил Короля-юношу потребовать у отца отдать ему его долю королевской казны. Сын так настойчиво домогался этого, что добился своего. Все им полученное он повелел вручить своим приближенным для раздачи впавшим в нужду рыцарям, так что сам остался ни с чем и ничего больше не мог раздавать. Как-то раз один из находившихся при дворе попросил его пожаловать кое-что и ему. Король-юноша на это ответил, что роздал все до последнего. "Впрочем, кое-чем я все же располагаю", – добавил он, – "ведь у меня во рту есть уродливый зуб, и мой отец обещал дать две тысячи марок тому, кто сумеет меня убедить с ним расстаться. Отправляйся к моему отцу и побуди его отдать тебе обещанные им марки, а я по твоему настоянию вытащу этот зуб изо рта" Лицедей-прихлебатель пошел к королю и получил марки, а Король-юноша вырвал у себя зуб.В другой раз ему случилось распорядиться о выдаче двухсот марок одному своему приближенному. Мажордом или, вернее сказать, казначей взял эти марки и, расстелив в зале скатерть, сунул их под нее, причем прикрыл образовавшуюся на ней выпуклость ее же полой, из-за чего та стала приметней и выше. Когда Король-юноша проходил по зале, казначей указал ему на нее, говоря: "Поглядите, мессер, как много вы дали; теперь вы видите, что представляют собой двести марок, которые вы почитали почти за ничто". Тот, рассмотрев бугорок на скатерти, произнес: "Мне кажется, что для такого достойного человека – это ничтожно мало. Отсчитай ему четыреста марок. Ведь я полагал, что двести марок – нечто гораздо большее, нежели то, что видят мои глаза".