Жизнеописания трубадуров

Одним-полутора столетиями отделены от эпохи трубадуров французские изделия из резной кости в собрании Эрмитажа. Это – эффектный нож-презентуар с ручкой, украшенной изображениями влюбленных (возможно, Тристана и Изольды[44]): дама как бы венчает кавалера венком; кажется, что их взгляд устремлены в вечность. Подобные ножи использовались не столько для разрезания, сколько для подачи кусков пищи, которую должен был сначала отведать подающий. Две другие иллюстрации воспроизводят куртуазные сцены на традиционных предметах женского обихода – дамских коробочках для металлического зеркальца, помещавшегося между ввинчивающимися одна в другую костяными пластинками; крышка, украшенная резным изображением, отвинчивалась с помощью ушек в форме драконов, василисков или стилизованных листьев. Первая изображает "замок любви", соответствующий средневековым аллегорическим представлениям о некоем любовном Дворце, отразившимся в кансоне трубадура Альбертета де Систерона, приведенной при его жизнеописании (LXXXIII); вещица эта попала в Эрмитаж из музея Штиглица, а первоначально находилась в коллекции Салтыковых. Галантные сцены, происходящие в замке любви, чисто традиционны. Сидящий юноша подает юной даме розы, из которых та плетет венок; стоящая выше дама держит за подбородок бородатого мужчину, а некто наблюдает за ними через слуховое окошко. Те же сюжеты повторяются и на другой крышке, где в верхнем ярусе к ним добавлены вариант "куртуазного оммажа" (здесь коленопреклоненного влюбленного дама венчает венком) и сцена куртуазной беседы юноши с дамой, держащей в руках собачку (символ верности), а в нижнем – сцена игры в шахматы, за которой наблюдают юноша с соколом и молодая дама с собачкой.

Аналогичные куртуазные сцены украшают и другие подобные крышечки, хранящиеся в Эрмитаже. Все они, кроме одной, входившей в строгановское собрание, были приобретены в 1885 г. Александром III в составе коллекции А.П. Базилевского, собранной им во Франции, куда его семья эмигрировала с юга России при чрезвычайно романтических обстоятельствах, описанных в мемуарах кн. П. Долгорукова.

Помимо трубадуров – сочинителей куртуазных песен огромную роль в куртуазном мире играли исполнители этих песен – музыканты-жонглеры, разносившие их не только по югу Франции, но и по всему культурному пространству современной им ойкумены. Изображения музыкантов – лютнистов, флейтистов, арфистов и т.п. – повсеместно встречаются на рукописных миниатюрах и произведениях прикладного искусства и на Востоке, и на Западе[45]. Такова миниатюра итальянской рукописи XIV века "Романа о Трое" Бенуа де Сент-Мора с ее красочным "средиземноморским колоритом"; таков гротеск на полях современной ей пикардской рукописи еще одной энциклопедии – "Сокровища" Брунетто Латини (обе они происходят опять-таки из коллекции Дубровского). Нам, однако, показалось интересным привести здесь изображения музыкантов той же эпохи, но относящихся к соседнему культурному региону, а именно Византии (кстати, в эпоху крестовых походов там побывали многие западные сеньоры, а их сопровождали и трубадуры, о чем повествует, например, жизнеописание Раймбаута де Вакейраса – LXX). Речь идет о фигурках музыкантов на серебряных чашах из собрании Эрмитажа с их удивительной историей. Эти чаши XII в., за вычетом единственной, происходящей из собрания А.П. Базилевского, были обнаружены при раскопках на территории Восточной Европы (Русь, Приуралье, Восточная Прибалтика); часть из них могла попасть на Русь в 1164 г. в составе даров императора Мануила Киевскому князю Ростиславу Михайловичу[46].

Укажем, прежде всего, на изображения музыкантов так называемой чаши-братины (заздравной чаши), найденной в середине прошлого века вблизи г. Березова в Зауралье: в первом из пяти поясов чаши царица в окружении слуг следит за музыкантами, акробатами и танцорами. Выполненное в высоком рельефе изображение "Музыканта со струнным инструментом" вписано в одну из 12-ти чеканных арок на фризе тулова чаши из собрания Базилевского. Наконец, мы воспроизводим "галантную сцену", изображающую юношу, играющего на арфе, звуки которой укрощают диких зверей, в присутствии внимающей ему девушки. Сцена эта украшает чашу, найденную в 1925 г. на дне пруда в селе Вильгорт близ Чердыни (кроме того, другие подобные же чаши были найдены в начале века в Юрьеве (Тарту), а в 50-е годы в Чернигове и Ненецком национальном округе). В.П. Даркевич обнаружил, что эта сцена воспроизводит мотивы византийского эпоса о Дигенисе Акрите, где большое место занимает тема любви Дигениса Акрита к девушке Евдокии, которая становится его супругой[47]. Приведенные изображения характеризуются высоким качеством, выдающим связь со столичными мастерскими, и сочетанием антикизирующих и ориентальных тенденций в их стилистике. Изображения эти сопоставимы с изображениями музыкантов на фресках Киевской Софии.