Жизнеописания трубадуров

За внешне нравоучительной прямолинейностью отношения да Барберино к собственно "куртуазной любви" просматривается та же амбивалентность, переходящая в индифферентность, окрашенную некоторым цинизмом. Как было показано выше, да Барберино, хотя и категорически осуждает любовь недозволенную, или "бешеную", однако не отрицает, что в его произведении "не все пребывает в пределах любви Божественной". Возражая, опять-таки, своему оппоненту, он, отказываясь писать "об обманах и всевозможных уловках" (да Барберино имеет в виду, конечно, овидианскую традицию, продолженную в средневековье), советует всякому человеку во всем придерживаться надлежащей благопристойности, адресуясь как к дурным женщинам, так и к добропорядочным, так как этим он больше придется по сердцу не только последним, но и первым; тем самым получается, что автор не только озабочен скорее соблюдением, нежели исполнением требований благопристойности, но и не исключает для своих читателей общения с женщинами первой категории. Ирония просматривается и за такими эпизодами, как отказ доны Бланшман взять, после ее замужества, в возлюбленные сеньора Аймерика, называя это бесчинством (Правило LXI) – при том, что классическая "куртуазная доктрина" как раз поощряла любовные отношения между замужней дамой и поклонником, или же за ссылкой сеньора Югонета, застигнутого в прелюбодеянии, на то, что совершенное им совершают все рыцари и оруженосцы графа Тулузского, который его допрашивает (Правило XXXII), или, наконец, за прославлением жены ленивой и нерадивой, но верной, в отличие от старательной и угождающей своему мужу, но не щадящей его чести (Правило XXXVIII) и, конечно же, за хрестоматийным противопоставлением легкомысленной красавицы добродетельной дурнушке (Правило CV). Та же ирония сквозит за всеми эпизодами убийств – рыцаря Раймбаута графом Фландрским за вздох, допущенный им, когда он служил графу в присутствии графини (история, напоминающая скорее сцену убийства пажа в твеновском "Янки при дворе короля Артура"), Джамы Арнаута графом Тулузским, встретившим его в узком проходе замка вместе с графиней, возле которой тот оставался лишь из соображений куртуазности, или же герцогом Бургундским – своей жены и брата за то, что тот, приветствуя ее, обнял и прижал к своей груди. Абсурдирующий характер таких рассказов не менее очевиден, чем рассказа о Вергилии, который удалился из своего поместья близ Мантуи, "так как там украли и увели его белую корову, и ему не удалось в этом бесчестном краю обрести для себя спокойствие, и вскоре он отправился на поиски мест, более пригодных для воплощения его замыслов", или затмевающей, кажется, все вышесказанное истории о слабоумном из свиты (!), сопровождавшей некую графиню, проезжавшую через Бургундию, где он попытался изнасиловать деревенскую девушку, за что крестьяне убивают всех до одного провожатых графини и чуть не насилуют в свою очередь ее самое. "Крестьяне, – добавляет да Барберино, – по причине того, что виновных в происшедшем было великое множество, не понесли наказания, что в высшей степени возмутительно".

Одним из остраняющих приемов да Барберино является, как можно было уже заметить, использование им при обсуждении тонкостей куртуазии – стиля и методов схоластической философии, – от формул типа "смотри пример" или упоминания о браке доны Бланшман с Уголином де Форкалькьером как о событии, о котором «ты мог бы узнать, если бы прочел ниже в VIІІ ^а части "Благоразумия" примечание к наставлению IX ^c», и до обсуждения в формах схоластического аргументирования таких вопросов, как слева или справа, выше или ниже по течению должно находиться, переправляясь через реку, по отношению к лицу, превосходящему другого по своему положению; как пользоваться ножом, в частности, в зависимости от того, с какой стороны падает свет на подлежащее разрезанию, или же классификации различных поединков, в том числе и словесных, с учетом правоты спорящих, степени их распаленности или спокойствия, дружеских и иерархических отношений между ними и т.д. – вплоть до рассказа о настоящем теологическом диспуте в Париже о том, может ли быть засчитано однократное проявление милосердия, который, знаменательным образом, заканчивается присоединением победившего противника к мнению своего оппонента. Помимо сказанного эффекта, это создает в комментирующих разделах произведения, с присущей им хаотичностью, – иллюзию мнимой упорядоченности, лишь еще раз вскрывающей пустоту ценностей, обсуждаемых в подобных терминах и формах. Уместно вспомнить, что сам да Барберино упоминает, что ему, хотя он и не художник, пришлось снабдить свое сочинение собственными своими рисунками, – "ибо никто из художников в тех краях, где была начата настоящая книга, не мог понять меня надлежащим образом". Эта фраза свидетельствует, несомненно, о "двойном дне" произведения Франченско, которое не было, по-видимому, "надлежащим образом" понято его современниками.