Жизнеописания трубадуров

Сударыня! Смиренно Вам[789]
Стихи свои предназначаю,
Хотя отнюдь не полагаю,
Что милосердье – свойство дам.
Томит меня моя вина.
Но коль теряю я зараз
И самого себя и Вас,
Тогда сей песне грош цена.

Увы! Не выразить словам,

Сколь жалостно я погибаю.
И нету проку краснобаю;
Когда не внемлют сим мольбам.
О сколь душа моя грустна
Я вправе сетовать в сей час,
А эта просьба родилась,
Уныньем обременена.

Прощенья нет мне. Знаю сам.

Но к Вам как прежде припадаю
И Вас все больше почитаю.
Ведь жалость свойственна сердцам
И миловать вину должна.
А если снова рухну аз
В болото, то такой алмаз
Не доставайте Вы со дна!

Я волю гневным дал устам

И каюсь: впусте я алкаю,
Когда лишь горько вспоминаю,
Как пали Вы к моим стопам.
Мне злая доля суждена:
Мне велено убраться с глаз,
И дама, давши мне отказ,
Со мною стала холодна.

И впусте быть моим мечтам:

Утратил я дорогу к раю.
Тот миг и час я проклинаю,
Из рая изгнанный Адам.
И если и простит она,
То дорого на этот раз:
Исчезнуть – вот ее приказ
На будущие времена.

Я с нею вел себя как хам,

И я себя не защищаю,
И сам себе я не прощаю –
Пощады нет моим грехам.
Но если б кара всем одна
Без жалости разила нас,
Распространяем как лютый мраз,
То вымерли б все племена.

От смерти охранять щитам

Ничьим меня не доверяю.
По Вашей воле жизнь скончаю,
И мне возмездье по делам.
На что вам смерть моя нужна?
Ведь власть на то и создалась,
Чтобы ее имущий спас
Того, чья жизнь обречена.

Внемлите ж кающийся глас

Того, чья жизнь Вам вручена.[790]

Тем временем прознал обо всем этом Бернарт д’Андюз[791], самый чтимый из высокородных сеньоров той округи, бывший к тому же другом и Гильема, и мадонны Гильельмы. Немедля вскочил он в седло, примчался в Балаун и, заговорив с эн Гильемом об этом деле, спросил его, как могло статься, что он так долго не виделся с дамой своей.

И эн Гильем все ему поведал, сетуя на безумие, которому он поддался. Узнав причину ссоры, эн Бернарт нашел, что это презабавная шутка и обещал Гильему мир восстановить между ним и его возлюбленной. Услышав, что эн Бернарт берется посредничать, Гильем весьма обрадовался и возвеселился.

Пустился эн Бернарт в путь и, прибыв в Джауджак, сказал даме о том, в каком отчаянье Гильем от безумства, которое сам себе придумал и какую Нелепую и скверную шутку затеял он ради испытания ее любви. Дама же ответила, что большую совершила ошибку, на такие пойдя перед ним унижения. И отвечал эн Бернарт, что потому ей и следует простить, что права она, а виновен Гильем. И тут он передал ей песнь Гильемову в письме, умоляя смилостивиться над ним и ради него простить Гильема, но предварительно наложив на него некую кару, как возмездие за его проступок. И отвечала дама Бернарту, что раз он так уж этого желает, она согласна и кару наложить и простить, кару же требуя такую, что эн Гильем должен вырвать себе ноготь на большом пальце руки и принести ей его вместе с песнею, в коей он корил бы себя за содеянное им безумие. И эн Бернарт д’Андюз, видя, что дама твердо стоит на своем, простился с нею и вновь отправился к Гильему, коему передал ответ дамы.