Жизни и реальности Сальваторе

У упырей-то лица повытянулись, челюсти отделились, аж зубы-клыки видны стали. Одного стража увели в сторонку, уговаривают алебарду-то на нас наточить, а он и в ус не дует – стоит и мычит монотонно: «Не положено». Дураком прикинулся. А второй, весёлый, что глазом на нас косил, поманил меня да Балду и сказал тихонько:

– Вы, ребята, поосторожнее с вампирами-то. У них, проклятых, сила в нашем городе. Сегодня закона о музыке нет, а завтра будет. Вы им лучше на глаза-то не попадайтесь пару дней, а там придумаем, как просьбы их да приказы обойти.

Пообещал я за двоих, что будем. За двоих, так как Балда стоял и глазами хлопал, что твой ишак, коль морковку у него из-под носа выдернуть. Ну хоть в драку не кинулся, словами выспренними кидаться да кулаками размахивать – никак уму-разуму набрался!

– И за ним присмотри, – страж на Балду показал. – Он сегодня тут полдня стоит, скрипку пилит! А спросишь что – молчит да пилит… случилось что?

Вот огорошил так огорошил, прямо в горох уронил и не поднял. Балда глазоньки долу опустил, вроде бы как бы и ни при чём, и ногой по полу забарабанил, скрыпучую дверь в музыку к себе прижимая.

– Ты что, Балда? – спросил я, и тут-то он и взорвался:

– Папка твой Балда! А я Бальтасар, ясно тебе, мартышка пустоголовая, Бальтасар! – и умчался, топая сердито. Был бы хвост у него – торчком бы стоял, как у кота шкодного, только кончик бы подёргивался нервно. Мы со стражем переглянулись, как учителя над несмышлёнышем, да и сказал я:

– Дело молодое, побрыкается да уймётся.

– Как бы в могиле не унялся, строптивый такой. Впрочем, дело ваше, – и страж честь отдал, como un rey[17], не шучу!

5. Восток

На следующий день Мастер всё-таки позволил себя обследовать: прошёл с десяток тестов, включая «Дом-дерево-человек», томографию, ему проверили рефлексы – и на том решительно обрубил процесс осмотра. Ещё раз наведался к охраннику, но тот, конечно, ничего не видел и не слышал. Жуя пончик, охранник пошутил:

– Я так, когда мелкий был, арбуз растил. Каждый час бегал проверял – вырос или нет…

Тогда Мастер пошёл в магазин.

– Вам чего? – спросила механизированная продавщица; по её лицу, которое представляло из себя железную пластину и похожие на очки для плавания под водой линзы, не читалось эмоций.

– Молока, – выпалил первое пришедшее в голову Мастер он и поморщился: планировал брать совершенно другое, но…

Почему бы и нет.

И откуда это молоко прилипло?

Вернулся на кафедру, на переносной плитке согрел молоко и уже собрался было пить, когда пришёл Ковальский.

– О, здоровый образ жизни, – вместо приветствия произнёс он, плюхаясь напротив. Мастер молча кивнул на кастрюльку. – А, не, я не буду. Ты пей, пей… восток – дело тонкое.

Мастер поднёс молоко к губам. Обжёгся. Начал дуть на поверхность жидкости в кружке.

За окном пролетела белая птица – кажется, голубь. Мастер вздрогнул; Ковальский чуть сжался. Затем, опомнившись, достал из ящика бутыль без этикетки, внутри которой плескалась жидкость цвета чая, и отпил из горла.

– У тебя дежурство через два часа, – Мастер протянул руку, чтобы выхватить бутыль, но коварный Ковальский шустро оттолкнулся от стола, и послушный стул на колёсиках унёс его к окну. – Ты-то что?

Ковальский поставил бутыль на подоконник. Подъехал к столу, загребая ногами; залез в ящик. Вытащил пачку со вчерашними недоеденными Матео начос и задумчиво запустил туда руку.

– А вдруг он ко мне придёт? – спросил. – Я ведь не ты.

И начал жевать.

Мастер нахмурился.

– Ты о Чёрном Человеке? Нашёл о чём думать.

– Это пока. Пока он к нам не лезет. Скоро поймёт, что скорее зубы об тебя обломает, чем… – Ковальский запустил руку в пачку. – И придёт к нам. А нас он убьёт.

Мастер подул на молоко.

– Почему не кефир хотя бы, – пробормотал он.

– Что?

– Говорю, никто вас не убьёт. Сапёр тоже в таких настроениях?

– Третий оператор? Не сомневайся. Я и четвёртому рассказал. Мы все… – Ковальский снова отъехал к окну. – Это конец, Мастер. – Ковальский сделал несколько глотков, точно в бутыль был налит холодный чай. – Может, не доводить до греха? Давай оставим?

– Что за чушь, Ковальски. Это открытие. Мы не можем просто так взять и отказаться.

– А что, если кто-то до нас его сделал? А, Мастер? Но мы никогда ничего не услышим об этих людях потому что это… существо… Мастер, передай работу другому. А нас уволь.

– Ты понимаешь, что если ты сейчас уйдёшь, то работать будет некому? Исследовать и лечить будет некому? Нас закроют!

– Зато мы будем живы, – Ковальски помахал пачкой в воздухе, точно белым флагом. В этот момент на кафедру заглянул Матео; увидев свою еду в чужих руках, он с воплем: «Лапы прочь, скотина!» кинулся её отбирать.

Мастер молча пил молоко и наблюдал.

Когда выяснилось, что начос в пачке закончились, а Ковальски пообещал Матео купить новую, Мастер поднялся, открыл окно. Под изумлёнными взглядами он выкинул туда бутыль и обернулся к Ковальски.

– Никто отсюда не уйдёт, – Ковальски открыл было рот, но Мастер прервал его: – Я так сказал. Если вы это сделаете, я буду являться вам во сны вместо Чёрного Человека. А может, и вместе. Это ясно?