Выслушав доклад и поглядев на экран анализатора (всё равно он там понял меньше меня), дед произнёс:
– Никакого рассыпанного яда не обнаружено. В водорослях… есть. слава богу, не во всех, – морщинка меж бровей стала глубже. – Вывести изображение с камеры на экран!
Экран зажёгся, но на нём была видна лишь стена.
– Камера не работает, – нахмурился Ошо. Наклонившись к своему браслету, он произнёс: – Заело механизм, и давно, а ремонтные не дойдут до него никак.
Ну конечно, с такой-то организацией, как у Иккетно. Я поглядел на деда, улыбаясь краешком рта; дед спохватился и начал звонить куда-то сам. Выслушав отчёт, коротко сказал:
– Яд тот же, – добавил дед. – Вывод Эн – просто аналогичная мутация. Видишь? Всё объяснилось естественно. Кстати, она спрашивала, не успел ли ты поесть этих водорослей.
Я покачал головой.
– Но я видел Индиго! Он сам сказал мне…
– Это всего лишь сон, юноша с сердцем горячим. Как и всё на этом корабле.
Ошо благожелательно улыбнулся мне. У меня на языке вертелся вопрос, что если всё – сон, то чем мои «сны» хуже любых других, но сдержался: конфликтов ещё и на этой почве не хотелось.
Я обернулся к капитану.
– Кэп! Хоть ты скажи! Что ты думаешь?
Капитан замялся, глядя то на Ошо, то в пол. От него запахло прямо-таки ужасом, и, пожалуй, никогда до того кэп не раздражал меня настолько сильно: хотелось дать ему пинка. Затем он ободряюще улыбнулся мне:
– Я думаю, что они правы. Ты немного перетрудился. Я же вижу, как ты работаешь. Выходишь, когда тебя попросят, решаешь все сучки и задоринки, ты огромный молодец. – Ошо кивнул, и кэп, обрадованный, продолжил: – Очень молодец! Но тебе нужен отдых, погулять в симуляторах южных морей, только и всего.
– Поговорите с Индиго, – я старался говорить спокойно, – выясните, чем он занимался в прошедший час. Допросите его!
– Если ты продолжишь, это будет серьёзным наветом на человека, у которого хорошая репутация на корабле, – сказал дед. Ошо затряс головой на костлявой шее: мол, о чём ты, мы не имеем к парню претензий! Но даже я видел, что ещё немного – и Иккетно будут оскорблены.
5. Запад
Эх, бывают дни, когда ничто не клеится, ничто не греет, ничто не виднеется на клятом горизонте ни с запада, ни с противоположной стороны, и правильно не виднеется – город, всё домами заставлено по самое не балуй. Проглянет что светлое, доброе, вечное – и обратно вот тьму нырнёт, ибо ты ему не интересен, а интересно что-нибудь на другом конце Земли, старик или негодяй какой, а человек самый ни на что ни есть в его красе – нет.
Вот и сегодня, день-пердень, ей-богу. Подходит Чичо к своему старому месту, глядь – а Балда уже там стоит, против обыкновения раньше пришёл; лицо muy mala leche[15]
, скисло и прокисло, а напротив черные клыкастые стоят. Не те, что вчера заглядывали да утопли; другие.Что ж мне, своих бросать? Оба музыкой провинились, обоим и ответ за упырей вчерашних и держать. Подошёл я, хоть и велик был соблазн бросить молоко[16]
и бежать… что-то я с молоком завязался сегодня, мамма миа, не к добру это.Подошёл, в общем, и спрашиваю:
– Ehi
! Никак у нас слушателей благодарных прибавилось?– Не прибавилось, – чёрные отвечали, – раздражаете. Стражу позвали; уж они-то вас выгонят.
Ох потяжелело мне на сердце, будто тролль на него уселся, да нашёл я в себе силы смолчать да Бальтсара по плечу успокаивающе прихлопнуть. Этот, Балда балдой, рот уже открыл, дабы первосортным ведром упырей полить. Разделял я его чувства, эх, разделял! Но раз стражу позвали, а не загрызли, может, как и договоримся. Смех и только – за упырей уничтоженных арестовывать! Да и то сказать – не уничтоженных, ибо убить вампира могут только знаете сами, какие вещички. Рекой унесло далеко, а там глаза протрут – уже и страна другая, и солнце яркое, и пшшш! На солнце исходят паром.
Да разве ж то объяснишь им, даже Балде?
Пришли красавцы в доспехах, кровь с молоком… тьфу, опять я про то же и о том же. Ну, молоко так молоко, кровь так кровь, не в этом суть да дело. Лица serio у обоих-двух, а один всё же глазами на нас косил, улыбался: узнал. Да и как не узнать, если каждое воскресенье к мощам скалящимся всей семьёй отправляются, а тут мы стоим да бренчим непотребства свои музыкальные?
– Вы обвиняетесь в неуплате денег за место, а также в пении развратной, не приличествующей городу музыке.
Упыри торжествовали, думали, нас сейчас хватать да вешать станут. А Балда глаза выпучил, рот открыл – что твоя ворона на гнезде. Булькнул удивлённо:
– А как же вчерашние?.. – тут и толкнул я его, чтоб лишнего не балданул про упырей загубленных, и стражам сказал:
– Но места для музыкантов на улицах, тем более у перехода, всегда бесплатные были. И закона нет, чтоб гнать нас вон.
– Нет закона! – обрадовались стражи. – Так что штраф платите да и играйте с Богом.