Жлобские хроники (СИ)

Слова новой песни переполняли горло и мне срочно требовалось выплеснуть их. Желательно на кого-нибудь, а не в пустоту. Какой смысл в творчестве, если его никто не услышит, а тебя не оценят. Я рывком поднялся с лежанки и оглядел нору в поисках слушателей. Марица, дедушка Рэммерих и Одноглазый напряженно смотрели на меня. Мало, конечно, но лучше, чем ничего.

— Эй, Одноглазый, — тихо, чтобы не расплескать слова песни, я подозвал учителя, — ложись сюда.

Одноглазый испуганно посмотрел на дедушку Рэммериха, но тот успокаивающе кивнул головой, и учитель подчинился.

— Закрой глаза, — шепотом приказал я ему, — то есть глаз. Вот так, хорошо, — я положил руки на его глазницы и громко крикнул — Слушайте все! Песня над кулачками Одноглазого!

Учитель вздрогнул, и начал дергаться, пытаясь высвободить голову из моих рук, но я, покрепче нажав на нее, поправился: “Песня над глазами Одноглазого”, - и он сразу затих.

— Гм-гм, — прочистил я горло и начал:

Использовать Человека;

постоянная Адрес равная

Долина Љ1362, Семья у Водопада, Одноглазый;

переменные оЧеловек типа тЧеловек;

оГлаз типа тГлаз;

начало

Загрузить человека в оЧеловека из Адреса;

оГлаз положить равным Взятому глазу из оЧеловека справа;

Положить глаз в оЧеловека из оГлаза слева;

Сохранить человека из оЧеловека по Адресу;

конец.

Переосмыслить, составить, выполнить.

Легкое покалывание в ладонях, прижатых к глазницам, дало мне знать, что переосмысление и составление прошли успешно, а сейчас идет выполнение.

— Ну и что это за хренотень? — нервно облизнувшись, поинтересовался Одноглазый.

— Это Паскаль, хотя нет. Раз это все как-то связано со зрением, то значит — Делфи, — проговорил я и убрал руки с лица Одноглазого — ну, посмотри на меня.

Увидев лицо моего учителя, Марица испуганно вскрикнула, а дедушка Рэммерих, пробормотав что-то типа “так-так-так”, тихонько заерзал на месте.

— Эй, Скок, что такое? — Одноглазый удивленно уставился на меня, — я все вижу как-то не так, как всегда. Как-то правильно, что ли.

— Естественно, — довольно ответил я, — у тебя теперь не один, а два глаза, и оба они правые, вот ты и видишь теперь все правильно.

Одноглазый сначала окаменел, а потом, немного придя в себя, ощупал свои глаза.

— Я что, теперь могу поменять имя? — дрожащим голосом спросил он.

— Сомневаюсь, юноша, — хрипло сказал дедушка Рэммерих, — если я правильно понял этого одаренного молодого человека, у вас, в сущности, остался только один глаз, но он теперь с двух сторон.

— Глупо, как-то, — не согласился мой учитель, — у меня теперь два глаза, а зовусь я Одноглазым.

— Тебе подойдет Двуходноглазый или ПостОдноглазый, — предложила Марица, — по-моему, очень красиво.

Дедушка Рэммерих как-то нервно поерзал на своем месте, потом поднялся на ноги, суетливо потер руками и подошел ко мне.

— Я дико извиняюсь, молодой человек, — проговорил он, понизив голос, — но возможно ли составить новую песню. Еще одну. Для меня.

— Вам нужен третий глаз, дедушка Рэммерих? — не понял я — Или поменять местами левый с правым?

Внутри меня все пело и ликовало. У моего таланта уже появились поклонники. И еще какие! Один дедушка Рэммерих чего стоит. Да и Одноглазый до конца жизни мне обязан будет.

— Нельзя ли, юноша, как вам сказать, — неуверенно начал объяснять патриарх, — взять вот так же загрузить человека, скинуть ему годков так…э… побольше и сохранить обратно?

Я еще никогда не видел дедушку Рэммериха в таком состоянии. Сила продемонстрированного таланта была таковой, что старый един просто робел передо мной. О, да я далеко пойду!

— Почему же нельзя, конечно можно, — улыбнулся я. О боги, как здорово быть щедрым и добрым. Берешь и даешь, берешь и даешь, а оно все не скудеет и не скудеет. Перед моими глазами появилось ослепительное видение. Тысячи жаждущих, мечтающих испить из источника моего таланта. Бесконечный поток сил изливается из меня. И я, не прилагая никаких усилий и ничего не теряя, одариваю их всех. Ну наконец-то папашина кровь взыграла, а то я уже сомневаться начал в своем происхождении.

— Скок, любимый, — Марица тронув меня за руку, прервала мои сладкие грезы, — а я хотела бы вот здесь побольше, вот тут поменьше, а тут подлиннее.

— Сделаем, — я и ее одарил ослепительной улыбкой, — но сначала дедушка, ты понимаешь… — многозначительно добавил я.

— Ложитесь, пожалуйста, вот сюда, — я провел Рэммериха к своей лежанке, — закройте глаза и внимательно слушайте меня. Песня над дедушкой Рэммерихом: “Применить человека, непостоянная… ой… эта… хм… да…”

— Что, уже можно-таки подниматься, или мне еще полежать? — поинтересовался снизу патриарх.