— У кого это коротковат? У меня? Да Вы в своем уме, дедушка Рэммерих? У любой пигалицы спросите какой у меня шнобель! И она Вам скажет, что у Скока…
— Тише, тише, — зашипел патриарх. — В высоконаучных кругах, молодой человек, шнобелем именуют нос, а не… — он пожевал губами, помолчал и вдруг предложил:
— Хочу с Вами, юноша, обсудить один законопроект, который недавно родился у меня. Сдается мне, что Вы могли бы стать квалифицированным экспертом в данном вопросе, а премия… бог с ней, с премией. Вы еще очень молоды и спокойно пока можете жить без нее. Оставьте премию старикам.
Я тут же представил себе, как начали бы шушукаться за моей спиной, если бы я получил Шнобелевскую премию: “А вы знаете, что Скок пользуется, стыдно сказать, Шнобелевской премией? — Да? Кто бы мог подумать, а ведь еще такой молодой…”, и мысленно возблагодарил богов, что они отвратили меня от такой глупости. А ведь мог бы и не посоветоваться с патриархом, вот бы тогда позору было.
— Меня в последнее время сильно беспокоит все нарастающее падение нравов в Семье. Вы заметили, молодой человек, что наши пигалицы танцуют-таки перед кем попало, а мужчины делают им неприличные предложения прямо в общественных местах? — спросил меня дедушка Рэммерих.
Честно говоря, я с такими делами у нас в Семье не сталкивался. Пигалицы у нас танцуют не перед кем попало, а только перед теми, кто им нравится, а вот насчет неприличных предложений… Я представил себе, как подхожу к какой-нибудь пигалице и говорю: "Пойдем, нагадим Одноглазому на лежанку — вот смеху-то будет!" Хм… Ну сама идея еще туда-сюда, ну Болтуну может быть и можно предложить, но пигалице? Фу!
Получалось, что я был не согласен со стариком едином, но таинственное звание эксперта манило меня, и я утвердительно кивнул головой. А вдруг я что-то не видел или не слышал?
— Мысли большей части Семьи заняты танцами, — между тем говорил дедушка Рэммерих, — солью счастья, рыбалкой и охотой, — я согласно кивнул головой. — Даже состоящие в браке танцуют-таки на стороне. Не так открыто, как свободные мужчины и женщины, но все же на виду у всех, — я опять согласно кивнул головой.
— Очень хорошо, молодой человек, что Вы понимаете, о чем говорит Вам старый мудрый един, — удовлетворенно проговорил дедушка Рэммерих, и немного подумав, продолжил, — А чему учил нас Господь народа моего? ”Не возжелай даже в мыслях жены ближнего своего, ибо, истинно говорю, у возжелавшего даже в мыслях дьявол поселился в душе его”.
При этих словах я судорожно сглотнул и прислушался к ощущениям в себе. Но потом, перебрав в уме своих соседей, я облегченно вздохнул. Все они были неженатые.
— А дальнего можно? — спросил я старого мудрого едина, чтобы полностью развеять свои сомнения.
— Что такое “дальнего”? — не понял дедушка Рэммерих.
— Жену дальнего своего можно возжелать? — повторил я свой вопрос.
— Что такое, юноша? — расстроился патриарх, — Вы такой способный молодой человек, а говорите тут такие глупости. Вы что же, имеете в виду жену буки?
Мне стало стыдно, что дедушка Рэммерих такое подумал обо мне, и я поспешил объяснить ему:
— Предположим, Одноглазый женится на красивой пигалице, хотя такая вряд ли пойдет за него. Могу ли я возжелать ее, раз Одноглазый живет довольно далеко от меня?
Дедушка Рэммерих прикрыл глаза рукой и глухо застонал.
— Как далеко зашло разложение, — отстонавшись, проговорил он, и я внутренне похолодел. Вот оно как. Мы все продолжаем считать нашего патриарха молодцом, а он, оказывается, давно уже гниет изнутри, но не подает виду, хотя в последнее время это постоянно проскальзывает в его речах и делах. Правду говорят, что мудрец тухнет с головы. Я принюхался к дедушке и спросил:
— Может, чем помочь?
— Да, да, было бы очень хорошо, если бы Вы постарались понять меня, юноша. Я хочу-таки навести порядок в ваших погрязших в разврате головах. Сегодня после Совета я предложу нашему уважаемому Старику законопроект об усилении мер, направленных против разгула разврата и непристойности в нашей Семье. Мы прекратим разнузданное растление нашей молодежи и вырастим здоровое поколение. — Дедушка Рэммерих даже запыхался, выгружая на меня этот бессмысленный набор слов, а отдышавшись, продолжил:
— Послушайте сюда, молодой человек, нужно срочно запретить все внебрачные связи, виновных строго наказывать, супружескую неверность карать, сочинителей новых танцевальных па преследовать, пропагандировать только строгие классические танцы, а лучше всего оставить один…
Я слушал старого едина сначала с недоумением, потом со страхом, а затем понял его и облегченно вздохнул:
— Дедушка Рэммерих, — я осмелился перебить патриарха, — Вы никогда не танцевали, да?
Патриарх замер на полуслове с открытым ртом.
— Ха, вы только послушайте! Я и не танцевал! — опомнился он, — Что такое там ваша “Плошка моя”? Видели бы вы “Семь сорок”! Это две большие разницы. Я так лихо отплясывал в молодости, что меня даже прозвали “Танцующий Един”. Э, молодой человек, — пожурил он меня, — как Вам такое в голову могло прийти?
— Но тогда почему?! — только и смог спросить я у реформатора.