И вот в назначенный срок вместе со своею свитой проехал сосед по мосту надо рвом, во двор терема ступил. Был он крепок и разумен, к себе располагал, волосы только с проседью да печать горечи на лице. Руку пожал сердечно, губы улыбкой смягчились. Да только в миг всё это исчезло, когда наставника увидел. Скривился — будто глотнул порченной простокваши. И всяческая благосклонность к Старохронску улетучилась. Нет, на пиру он чарку за богов поднимал, как должно, убранство хвалил, ведь ради него расстались, а в глазах, едва взгляд на Велеславе останавливается, — жгучая ненависть.
Уж её-то князь научился различать отлично.
А потому, едва все по покоям разошлись, прокрался он за гостем невидимой тенью — как наставник научил, очень пригождается, когда надобно, что о тебе челядь говорит, послушать.
В тёмном углу оба и сыскались — пусть Велеслав и был выше пришлого князя, к стене позволил себя прижать, не сопротивлялся.
— Вот значит как... — тот князь слова выплёвывал, как терновые кости, — ты, убивец, славно устроился. Небось забыл уже, как дочь мою любимую смерти предал!
На Велеслава тогда смотреть стало страшно. Маска безразличия треснула, спала, а под ней оказалась настолько лютая злоба, что не каждый пекельный чёрт на такую способен.
— Я Варвару больше собственной жизни любил, — как змея зашипел, — костьми бы лёг, лишь бы никто не потревожил её покоя. Моя рука удар нанесла, и того я себе вовек не прощу, но твоя слепота, княже, взрастила тех, кто действительно в её гибели повинен! Тех, кто спит на степном золоте. Тех, кто сидит от тебя по правую руку.
— С какой стати мне верить тебе, душегуб?
— А ты всегда верил не тем, кому следует, но... — Велеслав улыбнулся, страшной, безумной была эта улыбка, — ты сам привёз его в мой город — к моему правосудию. Благодарю тебя, княже.
— Ты что несёшь?...
Не успел ничего более произнести — свои же ратники крик подняли:
— Князь, князь, там воеводу нашего схватили да на площадь поволокли!
Лишь на мгновение отвлёкся — а Велеслава уже след простыл, ветром обернулся.
Владыка Старохронска сразу понял, что грядёт — отправился на площадь. Но как быстро ни шёл — к началу опоздал, костёр уже взметнулся высоким градом. Насколько ещё можно разобрать, человек в годах, ни за что не догадаешься, что лиходей. Впрочем... а впрочем, все они такие — умудрённые, солидные, благообразные, но чуть заглянешь глубже — алчность и грязь.
Истошные вопли резали слух — всегда, как в первый раз, но запах гари приятно щекотал ноздри. Это значило — ещё одна душа очистилась огнём. Значило, что в мире стало чуточку чище.
— Что ты смотришь, сосед?! — пришлый князь, презрев благочиние, его за грудки ухватил, — как так вышло, что в твоём доме моих людей казнят без суда?! Немедле повели им остановиться!
Признаться часть его струхнула, как несмышлёный отрок, уж даже рот открылся, чтобы приказать брёвна разбросать, огонь усмирить... благо, вовремя вспомнил, что он князь. Как можно показать, что в городе твоём что-то без твоего соизволения происходит? Пришлые — они уйдут. А свои-то успеют бессилие почувствовать.
— Нет, — он покачал головой. — Велеслав — палач, но я есть судья.
Смесь сложных чувств на лице, пальцы разжались, дар речи потерял.
Но он тоже князь — и тоже должен быть сильным.
— Помяни моё слово — за кровавой вирой я ещё вернусь.
Резким жестом приказал своим в обратный путь собираться — их не удерживали.
Наставника князь встретил ближе к вечеру. На языке вертелось спросить, так ли надо было с соседями ссориться, грубо закон гостеприимства попирать... но другое вырвалось, об имени, от звучания которого будто сердце от обиды защемило:
— Кто такая Варвара?
— То старый шрам, милый князь. Что уже не болит, а воздаяния за себя требует.
Не было в его речах ни ярости, ни злорадства. А были ли они вообще, не показалось ли? Темнота же завсегда лица искажает, на чертей похожими делает. И всё же, и всё же...
— И это твоё воздаяние стоит войны?
Сказал и тут же смутился, в глазах Велеслава усмотрев, что спросил несусветную глупость.
— Любая возможность задавить чумных крыс стоит войны. А в тех землях таких видимо-невидимо.
Да что же это с ним такое сегодня? Наставник о нём и Старохронске превыше себя печётся, на всё у него объяснение есть разумное и правильное. А тут о какой-то девке услышал — и сразу в нём засомневался?
Разве так пристало вести себя не ребёнку, но князю? Подумаешь, наставник о ком-то ещё заботился. Это было давно, и Варвара та мертва... да, мертва, мертва! ...
....хорошая, наверное была девушка, плохую бы Велеслав не выбрал. Так почему бы за неё не отомстить, тем более дело и с других сторон благое?
И начал Старохронск готовиться к битве. Воевода молодой в обороне, конечно, ничего не понимал, его не так давно назначили — старый-то, что батюшке служил, казнокрадом оказался, сжечь пришлось — зато был прилежен и старателен, что Велеслав ему говорил — в срок исполнял. А наставник-то в военном деле тоже оказался одарён, будто всю жизнь только им и промышлял. А было ли вообще хоть что-то ему неизвестное?