Жнец и его тень

— Ты, Некрас, не серчай! — взмолился один их лиходеев. — Коли бы он просто в кольчуге был, так я бы в шею метил! А он как чуял — под рубахой спрятал!

— Учуял, ишь ты... — подхватили другие нестройным хором. — Не зря, что ли, ведьминым внучком прозвали?

— Да тихо вы, — Некрас поморщился, будто что горькое выпил, — раскудахтались. Вовсе я на тебя, Неждан, не серчаю. Может, оно и к лучшему. Ничего-то мне этот мальчишка не сделает, пока сотник его плату золотом, а не кровью принимает. Успеем ещё поквитаться.

Ежели бы Велеслав такое услышал, когда в стражу только пристроился, то счёл бы услышанное злым наветом. Мол, сотник, всей стражи начальник! Уж он-то должен по делам судить, а не по кошельку! Вот только теперь, спустя столько душегубов опушённых, такой расклад единственным объяснением виделся.

— Ешьте и пейте, ребятушки! — тем временем Некрас хлебосольно раскинул руки над яствами разнообразными, — это наш город, и никому того не изменить, не исправить!

Злость такая взяла — словами не описать! Ещё и глумится, пройдоха! Что он там в ночи про честный бой говорил? Вытащить бы сейчас меч да срубить голову бесстыжую... да только как бы ни хотелось Велеславу для Некраса справедливого воздаяния, жить ему тоже хотелось не меньше. Не бывало такого, чтобы один с десятком управился. Оставалось лежать да зубами скрипеть от досады.

— Так уж и ничего? — голос над поляной раздался, разбойники аж подпрыгнули.

Шагнул в свет костра степняк в парадном кафтане, золотыми бляхами расшитом, да шапке, мехами отороченной. Волос чёрный, до пояса, взгляд орлиный — как добычу высматривает. На поясе сабля висит, каменьями самоцветными изукрашенная.

— Ты кто такой будешь? — Некрас вальяжно назад откинулся, как волк заплутавшего зайца рассматривая.

— Звать меня Хан, — отвечал степняк, ни толики страха не выказывая, — да только на кой моё прозвание тем, кто не доживёт до рассвета?

— Какой ещё хан? — рассмеялись разбойники, развеселились, — так где ж твоя орда, хан?

— На вас и одного меня хватит, — улыбнулся Хан широко, открыто, да только жуть пробирала от этой улыбки.

Оскорбились лиходеи, с мест повскакивали, кистени да клинки похватали. Хан только рукой махнул, словно муху назойливую отгоняя — поднялся откуда ни возьмись ветер, костёр разметал, головёшки в разбойников полетел. Один уголёк Некрасу в бровь попал, едва глаз не выжег, кому рукав подпалило, кому портки.

— Колдун, мать его!

Не церемонясь более, бросились на степняка всем скопом. Хан тотчас саблю выхватил, от первого кистеня увернулся, будто и не человек вовсе, а змей изворотливый, под рукой у разбойника проскочил — тот с подельником столкнулся — да и проткнул саблей обоих не оборачиваясь.

Раскидал ветрами следующих сунувшихся — пока клинок вытаскивал — и сам в гущу противников ринулся. Направо саблей взмахнул — голова полетела, налево — кровь из горла распоротого хлынула...

В несколько минут со всей шайкой управился, один Некрас на ногах остался.

— Погоди, степняк! — выкрикнул он, к лесу пятясь. — Чего тебе от нас надобно? Всё забирай, только живот пощади! Золота тебе нужно? Каменьев самоцветных?

Рассмеялся Хан издевательски, шапку рукой поправил.

— Я тебе не сотник городской, не вор ночной, ни золота, ни каменьев, ничего не возьму — только кровь.

Ощерился Некрас, как крыса в угол загнанная, пред собой меч выставил, дорого жизнь свою продать собираясь. Но вот удивительное дело: не стал тратить на него Хан умений колдовских, клинок клинком встретил. Будто бы и впрямь честного боя удостоил. Вот только выучкой Некрас не дотянул до чародея степного — удар пропустил в самое сердце, наземь мешком повалился.

Хан облизнулся — точно кот, кринку со сливками опрокинувший, — провёл по сабле пальцами, нежно, как по руке любимой девушки, после вытер её тряпицей и в ножны вернул. Обернулся к кустам, где Велеслав схоронился, и пошёл прямо к ним, будто ни листьев, ни веток там не было и всё видно, как на ладони.

Страшно молодому стражнику сделалось — как никогда прежде. Ежели уж полтора десятка разбойников со степняком не совладали — куда уж ему одному?

Хан зашёл за куст и протянул руку:

— Вставай, Велеслав, всё закончилось.

Что за наваждение? Не убить его он пришёл — а помочь? Ухватил Велеслав протянутую ладонь недоверчиво — Хан рывком его на ноги поставил, будто веса не чувствуя.

— Ты откуда будешь? И что ты здесь делаешь?

— Не за что, — Хан вновь улыбнулся, на этот раз со снисхождением, — вот, работу твою сделал, душегубов перебил. Теперь сотник захочет — а отпустить не сможет, не в его это власти.

— То правда, было у меня желание такое, — подтвердил Велеслав. — Но тебе-то сие зачем?

— Там мы, ордынцы, своих не бросаем, — объяснил Хан. — Не то, что вы в своём городу, глотки друг другу за кусочек золота перегрызть готовы. Как... эти...

Оглянулся он на разбойников поверженных да брезгливо плюнул в их сторону. Помолчали пару мгновений. Торжество от воздаяния, что Некраса наконец настигло, сменилось мыслью насущной: