– Ты же слышал Мусу. У него есть человек, который мне поможет.
– Ты знаешь, что это за человек? Его имя? Почему ты так уверена, что ему можно доверять?
– Я не уверена, но я верю Мусе.
– Почему ты ему веришь? Ты его едва знаешь! Как едва знала Кинана. Извини, я хотел сказать, Князя Тьмы. Как ты едва знала Мейзена…
– На их счет я ошибалась, – говорю я. Мой гнев разгорается, но я подавляю его изо всех сил. Мой брат злится, потому что ему страшно, а мне знакомо это чувство. – Но я не думаю, что ошибаюсь насчет Мусы. Да, он раздражает меня, часто действует на нервы, но он с нами честен. У него, как и у меня… у нас обоих есть магия, Дарин. Он единственный человек, с которым я могу об этом поговорить.
– Ты могла бы поговорить со мной.
– После Кауфа я с тобой едва могу поговорить даже о том, что мы будем есть на завтрак, не то что о магии! – как я ненавижу это делать… Ненавижу ссориться с братом. Часть меня желает сразу сдаться, позволить ему сопровождать меня. Мне было бы не так одиноко, не так страшно.
– Если со мной что-нибудь случится, – говорю я, – кто будет говорить с королем от лица книжников? Кто еще на свете знает правду о Князе Тьмы и его планах? Кто поможет мореходам подготовиться к войне, чем бы она ни кончилась?
– О преисподняя, Лайя, прекрати! – Дарин никогда не повышает голоса, и я так пугаюсь, что тут же уступаю. – Я еду с тобой. Это решено.
Я тяжело вздыхаю. Я так надеялась, что до этого не дойдет. Хотя подозревала, что такое может случиться. Мой брат упрям, как осел. Теперь я понимаю, почему Элиас просто оставил записку, когда собрался исчезнуть, а не пришел прощаться. Не потому, что он меня не любил. Наоборот – потому что любил слишком сильно.
– Я просто могу исчезнуть, – говорю я. – И ты не сможешь меня нагнать.
Дарин смотрит на меня с недоверчивым отвращением.
– Нет, ты не можешь так поступить со мной.
– Именно так бы я поступила, если бы знала, что это точно поможет удержать тебя на месте.
– И ты рассчитывала, что я спокойно приму это, – говорит Дарин. – Что я просто так дам тебе уехать, сознавая, что единственный член моей семьи, моя сестра,
– Ничего себе! А то, что все те месяцы ты тайно от меня встречался со Спиро – это нормально? Если кто-нибудь на свете и должен понимать, почему я так поступаю, Дарин, так это ты! – Мной наконец овладевает гнев, и слова сами собой льются наружу потоком яда.
Я и сама не знала, как много горечи накопилось у меня в душе, пока не начала кричать на брата. И теперь мой гнев взял надо мной власть и изливается из меня водопадом.
– Ты останешься здесь, – рычу я. – И будешь делать оружие. Чтобы наш народ получил шанс уцелеть в бою. Ты должен это делать ради памяти дедушки, бабушки, Иззи и Элиаса! И ради меня тоже. Не думай, что я это забуду!
Дарин беспомощно приоткрывает рот, а я вихрем уношусь прочь, захлопнув за собой дверь. Гнев сам собой несет меня из кузницы в город. Когда я уже на полпути к западным воротам, меня нагоняет Муса.
– Отличная семейная ссора, – сообщает он, появляясь словно из ниоткуда. Ловкий, будто рэйф. – Не думаешь, что перед окончательным уходом тебе стоило бы извиниться? Ты немного… перестаралась.
– Есть на свете хоть какие-нибудь разговоры, которые ты не подслушиваешь?
– Я же не виноват в том, что феи обожают слушать, – пожимает плечами тот. – Хотя и для себя я извлек некоторую полезную информацию – ты наконец вслух призналась в своих чувствах к Элиасу. До этого ты избегала говорить о нем.
Мои щеки заливает жар.
– Мои чувства к Элиасу – не твое дело.
– Не мое. До тех пор, пока он не мешает тебе исполнять обещание, данное мне, – поправляет Муса. – С такой формулировкой я соглашусь,
Мы уже у западных ворот. На ближайшей часовой башне колокол бьет полночь. Вместе с последним ударом я слышу тихий шелест – звук кинжала, покидающего ножны. Я хватаюсь за оружие, но тут у меня над ухом что-то свистит.