Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

В самом центре острова, в особенности в районе Мока и на равнинах Вилемса, ураган свирепствовал сильнее всего, словно радуясь своей свободе. Потому Пьер Мюнье был вдвойне испуган, видя, что Жак уехал, а Жорж готов уехать; как всегда уступив воле другого, дрожа от воя ветра, бледнея от раскатов грома, вздрагивая при каждой вспышке молнии, бедный отец смирился и даже не пытался удержать Жоржа возле себя. Что касается его сына, то он, кажется, мужал с каждой минутой, по мере того как приближалась опасность; в отличие от отца, Жорж, поднимая голову при любом грозном шуме, улыбался блеску молнии: он, доныне испытавший все виды единоборства с людьми, теперь, словно Дон Жуан, с нетерпением жаждал сразиться с Богом.

Поэтому, когда настал час отъезда, с непреклонной решимостью, которая отличала его характер с рождения, а не была приобретена им в результате полученного воспитания, Жорж подошел к отцу, протянул ему руку и, будто не понимая, почему старик дрожит, вышел таким же уверенным шагом и с таким же спокойным лицом, как если бы ничего особенного не случилось. У дверей он встретил Али: с безучастным восточным послушанием он держал за уздечку оседланного Антрима. Как будто узнав свист самума или рев хамсина, сын пустыни упирался и ржал, но, услышав знакомый голос хозяина, он, казалось, успокоился и, раздувая ноздри, скосил в сторону Жоржа свой дикий глаз. Жорж погладил его и сказал ему несколько арабских слов; потом, с легкостью превосходного наездника, вскочил в седло без помощи стремян; в тот же миг Али отпустил поводья, и Антрим поскакал с быстротою молнии, так что Жорж даже не увидел отца, который для того, чтобы продлить расставание со своим любимым сыном, приоткрыл дверь и следил за ним глазами до тех пор, пока тот не исчез в конце аллеи, ведущей к дому.

Какое необычайное зрелище — всадник, мчащийся так же стремительно, как ураган, вместе с которым он рассекает пространство, словно Фауст, летящий к Брокену на адском жеребце! Все вокруг него обратилось в хаос. Везде стоял оглушительный треск деревьев, рушащихся под ударами ветра. Вырванные из земли стебли тростника и маниоки носились в воздухе, словно гигантские перья. Птицы, застигнутые ураганом во время сна и уносимые против их воли неведомо куда, метались около Жоржа, отчаянно крича; время от времени перепутанный олень, подобно стреле, пересекал ему путь. Но Жорж был счастлив, сердце его переполняла гордость: один сохраняя хладнокровие среди всеобщего хаоса, хотя повсюду все гнулось и ломалось, он мчался своим путем к цели и ничто не заставило бы его свернуть с дороги, ничто не сломило бы его решимости.

Он мчался так в течение часа, перескакивая через стволы поваленных деревьев, через ручьи, превратившиеся в потоки, через вывороченные из земли и катящиеся по склонам гор камни; потом он увидел море, взволнованное, зеленоватое, пенистое, грохочущее, с грозным шумом бьющееся о берег, как будто его больше не сдерживала рука Бога. Жорж приблизился к подножию Сигнальной горы, объехал ее основание, влекомый фантастическим бегом своего коня, пересек Городской мост, свернул направо, на улицу Золотого берега, пересек укрепления, спустился по Наклонной улице в парк Компании. Потом, поднявшись в гору по пустынному городу, среди обломков поваленных труб, обрушенных стен, летящих черепиц он продолжал путь по улице Комедии, затем, резко повернув направо, выехал на Губернаторскую улицу. Углубившись в проход, расположенный напротив театра, Жорж соскочил с коня, отодвинул барьер, отделяющий проход от обсаженного деревьями переулка возле дома г-на де Мальмеди, закрыл за собой барьер и бросил уздечку на шею Антрима, оставив его запертым в тупике. Затем, пройдя по крышам, спускавшимся к переулку, и спрыгнув на землю, он очутился на складе, куда выходили окна описанного нами павильона.

В это время Сара была в своей комнате; она слушала рев ветра, крестилась при каждой вспышке молнии, беспрерывно молилась, призывая бурю и надеясь, что буря не позволит Жоржу выехать из дома; но спустя мгновение она дрожащим голосом шептала, что, если такой человек обещает что-либо, он это исполнит, пусть даже весь мир обрушится на него. Тогда она взывала к Богу, чтобы он успокоил ветер и погасил молнии; она представляла себе, что Жорж раздавлен деревом, разбился о скалу, катится по дну потока, и тогда, с ужасом поняв, какую власть ее спаситель уже имеет над ней, она чувствовала: всякое сопротивление этому влечению бесполезно, напрасна борьба против любви, родившейся накануне и уже такой могущественной, что ее бедное сердце может только биться и стонать, признавая себя побежденным без борьбы.