Жозефина

Праздник обошелся Талейрану в 12 730 фунтов, не считая певцов, ужина и полиции. Это солидная сумма для бала, но это хорошее вложение капитала. Экс-епископ Отунский должен получить большую выгоду. На балу у министра внешних сношений собралось смешанное общество: рядом с великосветскими аристократами и дамами прошлого были конвенционисты, убийцы короля и якобинцы, смесь старого и нового общества — утонченный и блестящий символ примирения и слияния. Именно за это бал так понравился Бонапарту, который вспоминал его даже на скалах Святой Елены: «Праздник министра Талейрана носил отпечаток хорошего вкуса».

Этот бал стал политическим и социальным событием, настоящей реставрацией элегантности и аристократичности, нравов старого режима, и началом новой придворной жизни. Под демократической маской гражданина Талейрана, республиканского министра, уже проступало лицо великого канцлера, и Бонапарт, убежденный в том, что при всех режимах французы будут любить роскошь и красивые туалеты, празднества и развлечения, почести и украшения, подумывал уже, несомненно, о будущем великолепии Тюильри.

Глава XX БОНАПАРТ И ЖОЗЕФИНА ПЕРЕД ЕГИПЕТСКОЙ ЭКСПЕДИЦИЕЙ

Бонапарт был на вершине славы, но все же он не чувствовал удовлетворения. Напрасно толпа проявляла к нему в некотором роде идолопоклонство. Ничто не могло заполнить бездонной пропасти его честолюбия.

Никогда ни один монарх не вызывал такого огромного интереса в своей столице, как победитель при Арколе. Его маленький особняк на улице Шантерен имел больше престижа, чем величественные дворцы. Однажды вечером, когда он возвращался к себе, он очень удивился, увидев, что рабочие меняют таблички с названием улицы. Теперь она стала улицей Победы. Каждый раз, придя в театр, он напрасно скрывался в глубине ложи; против своей воли он постоянно был объектом восторженных оваций. Однажды утром он послал своего секретаря Буррьенна попросить директора театра показать вечером две модные пьесы, если это возможно. Директор ответил: «Нет ничего невозможного для генерала Бонапарта, он вычеркнул это слово из словаря».

Избранный в члены института Франции 26 декабря 1797 года покоритель Италии произвел, наверное, больше эффекта в своем костюме с пальмовыми листьями (знаки отличия), чем в мундире генерала. Во время его приема в члены в Люксембургском дворце, где институт проводил тогда свои заседания, публика не сводила глаз с него. В тот день Шенье читал свою пьесу в стихах, посвященную памяти Оша. Но героем дня был не Ош, а Бонапарт, и строки, которые вызвали больше всего аплодисментов — именно те, где поэт говорил о плане десанта в Англию:

Какие скалы, какие редуты станут
защитой,
Если на остров Нептун разъяренный
Бросит героев из-под Аркола,
Юных солдат, мастеров поля боя,
Великий народ, привыкший к победам,
И генерала, какого мир не ведал?

Зал сотрясался от возгласов ликования, а вечером Бонапарту нанесла визит среди других мадам Тальен, чтобы поздравить его с новым триумфом. Жозефина наслаждалась славой своего супруга, и ничто не омрачало ее счастья. Из Италии вернулся ее сын. Дочь ее, Ортанс, получающая воспитание в Сен-Жерменском пансионате мадам Кампан, отличалась, как и Эжен, прекрасными манерами. В марте месяце 1798 года эта прелестная девушка, которую Бонапарт любих: как свою дочь, сыграла перед ним в Сен-Жерменском пансионате в трагедии «Эстер», напомнив, таким образом, представления Сен-Сира времен Людовика XIV.

Никогда еще Жозефина не была так счастлива. Ее деверям, несмотря на их крайне недоброжелательное отношение к ней, не удалось поссорить ее с мужем, которому было не до ревности, да и не было повода. Она очень любила свет и была счастлива, видя, как ее маленький особняк становится модным салоном, где встречаются все парижские знаменитости. Здесь она давала литературные обеды, на которых оригинальные и глубокие речи ее супруга покоряли и зачаровывали знаменитых людей, таких как Монж, Вертолет, Лаплас, писателей Люси, Дегуве, Лемерсье, Бернаден де Сен-Пьер, и артистов, например, Давида, Меуля.