Жозефина

Вместе с Бонапартом в Египет прибыло восемь его адъютантов. Четверо из них погибли: Жюльен, Сулковски, Курасье и Жильбер, двое были там ранено: Дюрок и Эжен де Богарне. Лишь Мерлин и Лавалетт вернулись из Египта живыми и невредимыми. Как только речь заходила об опасном задании, о том, чтобы отправиться в пустыню на поиски арабов или мамлюков, Эжен всегда вызывался первым. Однажды, когда, как обычно, он с рвением выступил вперед, Бонапарт остановил его со словами: «Молодой человек, запомните, в нашей профессии никогда не нужно спешить навстречу опасности, достаточно хорошо исполнять свой долг, выполнять свои обязанности и к вам придет божье благословение!»

В другой раз во время осады Сен-Жан-д’Акра главнокомандующий послал на самый опасный пост адъютанта с приказом. Офицер был убит. Бонапарт отправил второго, которого тоже убили. Пошел третий, и его постигла та же участь. Однако нужно было, чтобы приказ дошел, а под рукой у Бонапарта оставалось только два адъютанта Эжен де Богарне и Лавалетт. Он подал последнему знак приблизиться и совсем тихо, чтобы не услышал Эжен, сказал ему: «Лавалетт, отнесите этот приказ. Я не хочу посылать этого ребенка. Он так молод, не хочу обречь его на смерть. Его мать доверила его мне. Вы знаете, что такое жизнь… Идите!».

В другой раз в той же осаде Сен-Жан-д’Акра осколок снаряда попал в голову Эжена де Богарне. Юноша упал и был погребен осколками стены, разрушенной снарядом. Бонапарт решил, что он умер и не сдержал скорбного возгласа отчаяния. Но Эжен был только ранен и на девятнадцатый день после ранения попросил разрешения вернуться к своей службе. Он спешил участвовать в других штурмах, которые провалились как и первые, несмотря на упорство Бонапарта. «Эта убогая крепостишка стоила мне времени и людей, но все слишком затянулось, я должен пойти на последний штурм. Если он удастся, сокровища и оружие Джеззара, чью жестокость и кровожадность проклинает Сирия, позволят мне вооружить триста тысяч человек. Дамаск зовет меня, друзы ждут меня; я увеличу свою армию, объявлю об упразднении тирании паши, и во главе этих полчищ я прибуду в Константинополь. Таким образом я опрокину Турецкую империю и создам новую великую империю. В результате всего этого я войду в историю и, может быть, тогда я вернусь в Париж через Вену, уничтожив Австрийский императорский дом».

Все это было лишь мечтой. Безрезультатно неистовое упорство Бонапарта. Тщетно отдает он приказ на последнее усилие, стоя на редуте со скрещенными руками и неподвижным взглядом, служа мишенью всем снарядам. Лишенная артиллерии, его армия вынуждена снять осаду и вернуться в Египет. Прощай, завоевание Малой Азии, вступление в Константинополь, взятие с тыла Европы, триумфальное возвращение во Францию по берегам Дуная и через Германию! Бонапарту не суждено стать императором Востока, и, досадуя на английского коммодора[31], защищавшего Сен-Жан-д’Акр, он воскликнул: «Этот Сидни Смит вынудил меня упустить фортуну».

Но с какой ловкостью ему удается скрыть свою неудачу и представить сирийскую кампанию в великолепном свете! Как искусно составлено его заявление от 17 мая 1799 года: «Солдаты, пересекая пустыню, отделяющую Азию от Африки, вы двигались быстрее, чем арабская армия, шедшая, чтобы завоевать Египет. Вы истребили ее, вы захватили ее генерала, ее снаряжение, бурдюки, верблюдов. Вы овладели всеми охраняющими колодцы крепостями в пустыне. На равнинах Мон-Табор вы разогнали тьму народа, прибывшего со всех концов Азии в надежде разграбить Египет… Еще несколько дней — и вы бы захватили пашу в его дворце. Но в этом сезоне взятие дворца не стоит потери нескольких дней. Те храбрые солдаты, которых я должен был бы потерять там, необходимы сегодня для более серьезных операций».

Несмотря на большие лишения и жару, поднимавшуюся до 33 градусов по Реомюру, армии потребовалось лишь двадцать дней, из них семнадцать дней марша, чтобы преодолеть сто девятнадцать лье, отделявшие Сен-Жан-д’Акр от Каира. Как античный триумфатор возвращается Бонапарт в этот город. Разве не похож его кортеж на кортеж фараона-победителя! С какой восточной пышностью вступает он в город! Какие фанфары! Какие приветствия! Шествие открывают захваченные пленные. Солдаты несут взятые у турок знамена. Французский гарнизон Каира и жители города уже в пригороде Кубле встречают этого человека, которого арабы называют султан Кабир, султан огня. Шейх Эль Бекри, боготворимый потомок пророка, преподносит ему великолепного скакуна с вышитым золотом и жемчугами седлом, с молодым рабом, держащим его за уздечку. Этот раб Рустан — мамлюк будущего императора. Преподносятся и другие подарки: белые и черные рабы, великолепное оружие, богатые ковры, знаменитые своим быстрым бегом одногорбые верблюды, курильницы, наполненные фимиамом и благовониями. Предшествуемый муфтиями и улемами[32] мечети Гама-Эль-Азар, покоритель Мон-Табора, величественный как Зороастр, входит в Каир через ворота Побед, Баб-Эль Наср.