Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

Однако Бонапарт проведал о сцене на лестнице и воспользовался ею, чтобы сделать г-жу де Ремюза свидетельницей своих супружеских распрей. Кого, интересно, она будет в них винить? «Дама-компаньонка» выпуталась из затруднения, как умела, Разумеется, она очень сострадала г-же Бонапарт, но признавала, что ей изменяет чувство собственного достоинства, «когда она с помощью слуг-шпионов пытается добыть доказательства неверности, в которой подозревает мужа». Отсюда бесконечные супружеские «препирательства и перепалки», во время которых Бонапарт «поочередно представал то властным, резким, до крайности подозрительным, то взволнованным, размягченным, почти кротким и довольно изящно пытался загладить свои грехи, признаваемые им, хотя он продолжал их совершать».

Эта история не пошла Жозефине на пользу. Ссылаясь на ревность жены к м-ль Жорж или другим его увлечениям, Бонапарт начинает как можно чаще спать один. Когда же он все-таки спускается к ней по пресловутой потайной лестнице, Жозефина устраивается так, чтобы об этом знал весь двор.

— Вот почему я сегодня встала так поздно, — объясняет она с утомленным, но радостным видом.

Тем не менее связь с м-ль Жорж продолжалась до самого конца консульства.

— Он бросил меня, чтобы стать императором, — гордо скажет актриса впоследствии Александру Дюма.

* * *

А сама Жозефина?

Она, безусловно, видится с Ипполитом и печется о его интересах. Однажды целый час — она сама это уточняет, — получив от своего драгоценного Ипполита просьбу насчет кого-то из его друзей, она пишет Камбасересу и министру юстиции и рекомендует им протеже Шарля. Потерпев неудачу, она сообщает былому, а иногда, пожалуй, и теперешнему любовнику: «Я тем более огорчена своим неуспехом, что была бы счастлива доказать постоянство своих чувств, которых не изменят никакие события, потому что я питаю к вам самую нежную и долговечную дружбу».

Но даже если Жозефину связывают с ее драгоценным Ипполитом только воспоминания, значит ли это, что она верна мужу?

Конечно, нет. В письме, посланном в то время г-же де Крени, Жозефина говорит о некоем неизвестном лжесадовнике, который, похоже, занял какое-то место в жизни любвеобильной креолки.

«В семь вечера Бонапарт решил ехать ночевать в Мальмезон, что и было немедленно исполнено. Вот я и заперта в деревне Бог весть на сколько, дорогая крошка. Мальмезон, когда-то столь привлекательный для меня, представляется мне в этом году всего лишь безлюдным и скучным местом. Вчера я уехала так поспешно, что не успела ничего передать садовнику, обещавшему мне цветы. Поскольку я решила непременно ему написать, сообщите мне, как до него добраться. Я не знаю, о чем вы с ним уговорились, но мне хочется выразить ему свое огорчение, потому что, моя крошка, я действительно огорчена.

Я не забыла о ваших пятидесяти луи, вы их получите послезавтра».

Была бы она «действительно так огорчена» лишь потому, что поспешный отъезд из Тюильри помешал ей захватить с собой приготовленный для нее букет? И куда она отправилась? В Мальмезон, изобилующий цветами? Наконец она излагает всю эту историю своей конфидентке г-же де Крени! Этот «садовник», без сомнения, в совершенстве владел языком цветов, и читатель догадывается, какой букет он сумел составить. Но, возможно, речь идет все о том же Шарле? Не исключено.

Только одно окончательно укротило бы Жозефину — материнство.

— Ребенок, — с полным основанием скажет потом Бонапарт, — успокоил бы Жозефину и положил бы конец ревности, которою она изводила меня.

Конечно, слезы и сцены, — у нее к этому дар, — невыносимы для Бонапарта, но он по-прежнему любит жену и будет любить еще много лет. Когда в конце 1803 года он окажется в Понт-а-Брик в Булони, готовя вторжение в Англию, он будет писать ей столь проникнутые любовью письма, — хотя м-ль Жорж еще не ушла из его жизни, — что Жозефина адресует ему вот такое нежное послание, одно из самых редких, какими мы располагаем: