Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Но самой соблазнительной из всех ему представляется Жозефина «в облике императрицы». Он поздравляет ее «с удачной манерой носить диадему» и требует, чтобы, обедая с ним наедине, она оставалась сегодня в короне.

Нет сомнения, что весь этот достопамятный день Париж и собор Парижской Богоматери смотрят на императрицу глазами императора. «Милосердие, мир, все, что есть на свете доброго и кроткого, казалось, снизошло с небес на землю, — повествует г-жа де Шатене. — В этот момент, когда сознание своей силы умеряло ее власть, Жозефина была олицетворением грации, покоряя все глаза и сердца; она стала лучшим украшением этого триумфального дня».

Однако, ложась тем вечером в постель, Жозефина слышит, как муж бормочет:

— Кому же я все это оставлю?

И страхи вновь овладевают ею. К ним отныне еще на пять лет сведется ее существование: вслед за краткими мигами счастья тревога всякий раз будет сжимать ей сердце.

* * *

Несколько недель подряд Париж занят только празднествами и увеселениями. На улицах, невзирая на мороз, фейерверки, запуски воздушных шаров, ярмарочные представления, танцы, метание колец, а глашатаи бросают народу золотые и серебряные медали в память двойной коронации.

5 декабря Жозефина стоически присутствует при раздаче орлов^[30]. Бесконечная церемония протекает под дождем и снегом, и, когда наконец войска церемониальным маршем начинают шлепать по грязи Марсова поля, промокшая насквозь и до неузнаваемости не похожая на себя императрица спасается бегством.

Она любезно улыбается на скучных банкетах и долгих торжественных приемах, которые ее супруг устраивает для различных государственных институтов. 1 б декабря город Париж решает дать празднество в честь Жозефины. По обычаю, восходящему к старому режиму, к ратуше пристроили застекленную галерею, позволявшую любоваться фейерверком на Новом мосту.

Жозефина в платье из серебряного тюля и шитого золотом атласа прибывает с Наполеоном на праздник в той же карете, что доставила их на коронацию. Ее везут в приготовленное для нее помещение, где она находит великолепный туалетный ансамбль из вермеля, который ей дарит столица: зеркало, кувшин, таз, жирандоли, шкатулки, кубки — все вплоть до пластинки для очистки языка.

К ужину приглашено шестьсот женщин, и Жозефина председательствует за императорским столом. Опять-таки в честь ее устраивают банкет генералы, а маршалы 7 января 1805 дают концерт и бал в Опере. 14 января Жозефина одна отправляется в Законодательный корпус, где ее приветствуют арией из «Ифигении» Глюка, которую так часто слышала при своем появлении Мария Антуанетта:

— Что за краса! Что за величье!

Ее приглашают на открытие статуи Наполеона. Под звуки «Славься» аббата Роза^[31] Мюрат и Массена сдергивают с изваяния покрывало, скрывающее памятник. Наполеон изображен обнаженным, как римский император. После речей Жозефину сажают на трон и начинается бал. Лишь тогда появляется император. Он не пожелал присутствовать на открытии памятника самому себе, особенно в таком упрощенном наряде.

На банкете, устроенном военным министром Бертье, Наполеон отказался сесть, и Жозефина, болтая с соседками за столом для почетных гостей, следит глазами за мужем, который останавливается у одного из столов и склоняется над одной из фрейлин жены.

Дама обворожительна.

Двадцатидвухлетняя брюнетка с длинным острым носиком, по описанию Гортензии, она предстает блондинкой с орлиным носом у г-жи де Ремюза, но обе мемуаристки признают за ней средний рост, очень красивые зубы и «самые пламенные в мире глаза — темно-голубые, с длинными шелковистыми ресницами». Дочь Жозефины к тому же уверяет, что цвет ее лица, не отличаясь «утренней свежестью», бывал по вечерам просто ослепительным. Как бы там ни было, эта обольстительница отличалась маленькими ножками, очаровательной улыбкой, весьма приятно танцевала и пела, а потому очень нравилась Наполеону. Звалась она Мари Антуанетта Адель Папен и была замужем за Шарлем Дюшателем, тогдашним управляющим департаментом косвенных налогов, главное достоинство которого, на взгляд императора, состояло в том, что он был на тридцать лет старше жены.

Наполеон действительно влюблен в эту молодую бескорыстную женщину, которая ничего не просит ни для родни, ни для подруг. Он уже давно ее приметил, но Жозефина обнаружила это лишь в тот вечер, когда император, склонясь над плечом молодой фрейлины, бросил:

— Вы напрасно едите оливки на ночь — вам будет от них плохо.

И добавил, адресуясь к соседке г-жи Дюшатель:

— А вы не едите оливки, госпожа Жюно? Вот и хорошо. И вдвойне хорошо то, что вы не подражаете госпоже Дюшатель: она неподражаема.

На другой день Жозефина допрашивает будущую герцогиню д'Абрантес:

— Император говорил с вами у Бертье о вашем туалете?

— Да, государыня, о моем туалете и моей обязанности как француженки быть всегда элегантной.

— А с госпожой Дюшатель он тоже говорил о ее туалете?

— Нет, государыня, насколько помнится, он советовал ей не есть оливок на ночь.