Жребий брошен

Приковав к пустой телеге, германцы повлекли Валерия за собой. Страдавший горячкой принцепс аллоброгов считал все это галлюцинациями. Он уже несколько дней не принимал пищи, чувствуя к ней полное отвращение вследствие болезни, а также дурного качества отпускаемой ему провизии. Силы его слабели с каждым днем. Боясь убить его вопреки троекратному жребию жизни, Ариовист решил продать его в рабство.

Что происходило вокруг, Валерий видел и слышал смутно, как во сне. Он бежал за лошадьми, пока мог, а потом упал без чувств.

Валерий очнулся, завернутый в теплые меховые плащи, на ворохе соломы. Кто-то смачивал ему голову уксусом, наливал вина в рот и растирал грудь. Он открыл глаза – и не поверил им.

– Ты ожил! Жребий брошен! – сказал мелодичный голос, знакомый ему.

– Ты подле меня! – произнес больной в восторге от неожиданности.

– Да, это я, друг мой… твое спасение радует меня больше, чем сама победа.

– Ты со мной… ты сам меня лечишь… Ты, Цезарь… император!

И Валерий истерически зарыдал, припав к груди обнявшего его полководца.

Меттий, которого сочли в бесчувственном состоянии за мертвого, был брошен германцами далеко от поля битвы на берегу Рейна.

– Командир-декурион! А, командир! – раздался над его ухом не совсем дружелюбный голос, когда он очнулся, и кто-то толкнул его кулаком в плечо.

– Друз! – отозвался несчастный, узнав маркитанта.

– Спасти мне тебя или бросить тут волкам на съедение? Наши тебя не нашли в этой глуши; если я не сниму с тебя цепей, ты не догонишь их. Цезарь торопится назад, к Бибрахту.

– О Друз, ах!.. Сними эти оковы… псы!.. Чудовища!.. Как они меня истерзали!

– Я много раз советовал тебе удерживать язык… Ты болтал слишком много в тавернах и наболтал себе звание посла… болтал слишком много у германцев и наболтал себе ежедневную пытку… Сам ты виноват: не послушался презренного маркитанта. Ну, ладно, пойдем – я тебе помогу.

Посетив Иллирию и Гельвецию, Цезарь весной задумал напасть на бриттов, и для этой цели изготовил ладьи в количестве больше шестисот для переплытия пролива. Он поручил охрану всей Галлии своему верховному легату (пропретору) Лабиену, оставив ему три легиона и две тысячи всадников, а сам с остальным войском прибыл в порт Иций для отправления за море.

Сделав смотр своей флотилии и оставшись вполне доволен ее состоянием, Цезарь внезапно потребовал из Галлии к себе всех старейшин племен и четыре тысячи галльских всадников. Зачем? – этого, разумеется, никто не знал, потому что император не доверял своих тайных дум никому.

Друз и все прочие маркитанты, женщины и обозная прислуга были оставлены у Лабиена со строгим запрещением отлучаться от назначенного местопребывания и ни в каком случае не являться к войску в порт.

Это изгнание слуг мало кого огорчило, потому что Цезарь оставил с Лабиеном также всех записных игроков, пьяниц, мотов, волокит и сибаритов, чтобы они не тормозили его планов. Не имея уже, как прежде, походных таверн, воины не пили и не играли на досуге, а поневоле развлекались всякими толками и сплетнями, преимущественно слухами о бриттах и замыслах Цезаря.

Пока галлы собирались, в войске ходили разные толки о странном и внезапном приглашении всей дикарской аристократии ко двору. Одни были уверены, что Цезарь хочет явиться к бриттам с целой свитой знатных особ, окружив себя блеском на манер восточных царей. Другие, более недоверчивые, толковали иное.

Галльская аристократия наконец явилась в сопровождения своей конницы. В один ясный и довольно теплый апрельский день они собрались на берегу моря, разбившись на группы из более знакомых и дружных между собой. В одном месте толковали о том, что будто в Британии летом солнце совсем не скрывается за горизонт, против чего многие возражали, доказывая невозможность такого явления. В другом таинственно шептались о могуществе короля Кассивелауна, с которым Цезарь решился воевать за восстановление на престоле изгнанника Мандубрация, явившегося к нему с просьбой о помощи.

Каким путем Цезарю удалось добыть себе этого Мандубрация и с ним предлог к войне – неизвестно. Вероятно, в Британию были посланы надежные агенты для завязывания гордиева узла; они-то и привели этого принца, уговорив его отмстить Кассивелауну за убиение его отца.

Как бы то ни было, но принц Мандубраций фигурировал при особе Цезаря в роли истца, как клиент при адвокате, и Цезарь был с ним особо ласков, возбуждая зависть многих, преимущественно галлов, к которым после своей победы над Ариовистом совершенно изменил отношение.