Жребий окаянный. Браслет

— Едет, едет, царь едет!

XVII

Предупреждающий сигнал о приближении царя моментально поднял всех на ноги, приведя лагерь в движение, подобное броуновскому. Со стороны могло показаться, что в этом движении не было ни смысла, ни порядка. Но это было отнюдь не так. Каждый в лагере, как суворовский солдат, знал свой маневр и вполне осмысленно его выполнял. Недаром все-таки почти месяц готовились.

Первыми, слегка оторвавшись от остальных, ехали четверо. За ними колонна всадников — тридцать или около того. Одеты все были одинаково — в черное. Царь если и выделялся среди всех, то только одним своим юным возрастом. Правда, и те, кто ехал с ним в одном ряду, были ненамного старше. Все с длинными, завитыми волосами, локонами спадающими из-под шапок на плечи.

«Федор Романов, двоюродный брат царя по материнской линии, 17 лет, сын боярина Никиты Романовича Захарьина, — всплыло у Валентина в памяти. — Братья Басмановы, Петр и Федор, 15 и 17 лет, сыновья Алексея Басманова. Ближайшие дружки и соратники Ивана по всяким проказам и шалостям. Среди шалостей народ числит кроме патологической жестокости и страсти к убийствам еще и склонность к сексуальным извращениям навроде трансвестизма, гомосексуализма и тому подобного. Что ж, поживем — увидим, чего стоят эти субчики и с чем их можно съесть».

Царь со своим отрядом приближался к лагерю. Вдоль дороги выстроился почетный караул, которым командовал дон Альба, встречающий, по сценарию Валентина, царя первым. Едва Иван Иванович оказался в нескольких метрах от него, как дон Альба громовым командным голосом проорал:

— Смирна-а! На кра-аул! Равнение на государя императора!

Солдаты, как их называл про себя Валентин (парни соответствующего роста и внешности были подобраны по всему Ярославлю и две недели усердно учились шагистике), пристукнув прикладами о землю, выполнили команду, и тут же грянул приветственный марш. Что это был за марш, Валентин не помнил. В музыке он был не силен. Просто, покопавшись в памяти, наткнулся на подходящую мелодию и насвистал ее музыкантам. Оркестр им удалось собрать вполне приличный. Конечно, это не был классический военный оркестр из грядущих веков, но звучание у него получилось очень даже ничего. «Солдаты», выстроенные в соответствии с Валентиновым представлением об «Уставе строевой службы» вообще и красоте воинского строя в частности, взяв мушкеты «на караул», «ели глазами» царя, дон Альба, вытянувшись в струнку и вытаращив от усердия глаза, салютовал своим мечом, а оркестр играл что-то торжественное.

Юный царь доехал до середины строя и, пораженный происходящим, остановился. Вслед за ним остановился и весь его отряд. И тут, повинуясь незаметной для постороннего глаза команде, «солдаты» рявкнули в сто пятьдесят луженых глоток:

— Здрав жлав, гдарь имп-ра-тор!!!

Наиболее нервные лошади в царском отряде шарахнулись от этого рева, отчего среди опричников возникла сумятица.

Валентин внимательно наблюдал за реакцией Ивана. Тот хоть и был несколько ошарашен происходящим, но, похоже, уже прочувствовал, что действо, за которым он следил широко открытыми, округлившимися глазами, устроено в его честь. Здесь бы царю ответить бравым усачам: «Здорово, братцы!» — но никто не учил его правилам поведения перед парадным строем, да и не мог научить, ибо вся эта парадная мишура со своими правилами и этикетом возникнет лишь лет через сто пятьдесят — двести. Но мог бы сообразить, ведь еще великие князья, его предки, имели обыкновение устраивать перед битвами смотр своим войскам. Наверное, как-то они приветствовали своих ратников.

Как бы то ни было, но в представлении возникла томительная пауза, и Валентин почувствовал, что наступил тот самый момент, когда он должен появиться на сцене. Валентин вышел на дорогу, и оркестр тут же смолк. Он поклонился в пояс юному царю и отчетливо произнес, стараясь, чтобы голос звучал как можно слаще:

— Многая лета благословенному и богооберегаемому царствованию вашего императорского величества!

Теперь, когда перед этим необычным строем воинов, участвующих в какой-то незнакомой ему церемонии, появился этот человек и приветствовал его, царь вновь почувствовал себя в своей тарелке. Он тронул лошадь и подъехал к Валентину.

— Как ты меня назвал?

— Ваше императорское величество.

— Что это значит?

— То, что ваше величество унаследовало от своих предков не только титул царя, хана и великого князя, но и императора. В вашу Империю входят все известные ныне земли, а также могущие быть открытыми впредь, весь земной шар и все государи, владеющие своими государствами, являются вашими подданными, и ни один из них без вашего одобрения и дозволения не может занять свой трон. Империю олицетворяет держава, которую ваше величество во время торжественных церемоний, восседая на троне, держит в левой руке.

Царь кивнул. Валентина он слушал с огромным вниманием, впитывая информацию, как губка.

— Да, я помню. Что-то про Империю мне говорил дядюшка Юрий.