Жрецы (Человек и боги - 2)

В дни исчезновения царицыного кота было тускло и скучно во дворце несколько дней подряд не было ни куртагов, ни балов, ни опер и никаких иных увеселений. Только сего дня, как значилось в записной книге дежурного генерал-адъютанта Бутурлина, "пополуночи в двенадцатом часу ее императорское величество соизволила отсутствие восприять в село Царское..." к уехавшему туда с многочисленными украинскими родственниками графу Алексею Разумовскому. Чтобы не встречаться со своими подданными, царица любила делать выезды по ночам, сопровождаемая сильным конным конвоем.

В тот момент, когда по освещенной факелами аллее проходила она, поддерживаемая под руки графом Шуваловым и духовником Дубянским и провожаемая толпою придворных кавалеров и дам, ей бросилась в глаза кучка караульных, окруживших какого-то человека:

Она громко сказала:

- Андрей Иваныч! Что там?

Шедший впереди с саблей наголо начальник тайной канцелярии заторопился к караулу и, вернувшись, объявил:

- Неизвестного подлого человека в лаптях мои сыщики задержали...

- Чей он? - болезненно поморщилась Елизавета.

- Нижегородский... С письмом якобы к поручику Рыхловскому...

- Веди сюда...

Царица остановилась. В голосе ее почувствовался испуг и волненье. Остановилась и вся свита.

- Не я ли приказ дала господину капитану Кутузову, дабы никого в серых кафтанах и лаптях не пропускать?! Где Кутузов?!

- Тащи! Ее величество приказали! - крикнул Ушаков человеку в бобровой шапке.

Нижегородского ходока доставили к царице. Еле живой от страха, лапотник сразу упал на колени, пытаясь облобызать ноги государыне. Она брезгливо, в страхе, попятилась, ткнув его тростью.

- Стой! Куда ты?

- Пришел, матушка-государыня, с Волги я, из лесов!.. Барином Рыхловским послан к сыну его... Петру Рыхловскому...

Сказал он это и заплакал.

- Возьми его, Андрей Иваныч... Допроси толком. Ради чего он явился к нашему офицеру? И нет ли вины какой за ним?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Лапотника заперли. Письмо отдали офицеру Рыхловскому, предварительно сняв копию.

Когда от дежурного генерала к поручику явился караульный офицер и сообщил, что письмо принесено "подлым человеком в лаптях" из Нижнего, Петр, мучившийся до той поры в тоске одиночества, вскочил с кресла и весело сказал:

- Веди, веди его сюда...

- Кого?

- Посланного от моего отца...

- Дежурный генерал-адъютант велели напомнить вам приказ ее императорского величества о подлых людях, не допускаемых в царский дворец...

Петр побагровел от обиды.

- Но он мой слуга.

- Ваши слуги - солдаты.

- Мне его надо видеть.

- Дежурный генерал сего для приказали вам явиться в караульную избу.

- Ладно. Приду.

Оставшись один, Петр дрожащими руками раскрыл письмо, стал читать:

"Здравствуй, наш любезный потомок, Петр Филиппов сын! Прискорбно

извещаю - живу, яко воинский пленник, от мордвы и разбойников,

призывая на помощь всевышнего и тщетно льстясь добиться помощи у

губернатора нашего князя Друцкого. Нечистая сила язычников умножается

и растет и едва ли не грозит пагубой и самому Нижнему Городу, ибо на

помощь им появились разбойники, предводимые известным волжским вором

Михаилом Зарею. Епископ преосвященный Димитрий в своем апостольском

подвиге ниоткуда поддержки не имеет, токмо от меня, незнатного и

преданного раба ее царского величества. И како для батюшки ее

блаженной и пресветлой памяти государя Петра Алексеевича, такожде

готов я живот свой положить и за ее императорское величество

пресветлую царицу Елизавету Петровну! Но... боюсь того всечасно я,

что оную щастливую жизнь мою, ниспосланный дар ее величества,

разрушат варвары лесные и возвратится она к первобытному состоянию.

Убийством и зорением грозят нам враги государыни за верную нашу

службу. Люди советуют мне обратиться через вас, сына моего, за

помощью ограждения от кровожадных сих разбойников. И прошу я вас, сын

мой, пасть к ногам ее величества и просить, дабы отпустили вас,

единородного сына моего, спасения ради отца, с солдаты или ино как

в оную нижегородскую вотчину - и дабы достойную суровость и наказание

понесли разбойники и все неисчислимые враги, купно с мордвою,

чувашами и иными язычниками, оскорбляющими христианскую веру и

власть. Разбой, татьба, угрозы и страх от сего захолодили все здешнее

дворянство, и все сидят невыездно в своих усадьбах, трепеща своим

духом денно и нощно. И покуда сии иноверцы по вся дни не будут

покорены под нози российской венценосицы - до той поры и мира не

будет на земли. Так же мыслит и нижегородский епископ Димитрий

Сеченов.

Твой я отец и притом же раб государыни-царицы

Филипп Рыхловский".

"Судьба!" - мелькнуло в голове Петра.

Чем настойчивее был он отдаляем от царицы, тем сильнее развивалась в нем мнительность. Во дворце жить становилось страшно. Одна старуха поймала его в коридоре, когда возвращались из дворцовой церкви, и прошепелявила на ухо: "Чего ради хочешь ты восприять скорби и боли от человецев беззакония? Паутину виют округ тебя скверные дворцовые жены и мнимые девицы. Берегись!" И скрылась в темных коридорах дворца, быстрая, зловещая.