Жрица

Оставшись одна, я складываю руки на столе и утыкаюсь в них головой. Сил нет, но нужно думать. Обещание, данное Туману, придется выполнить, если я не хочу лишиться разума. Насколько это само по себе сумасбродство, я стараюсь не думать. Пытаюсь подсчитать потерянные дни и риск для девочек, но по всему выходит, что это лучший вариант. Лучше сожжения, плена или безумия.

— Тебе плохо? — вкрадчиво спрашивает Верба, оказываясь очень близко. — Они били тебя?

— Нет. — Вздохнув, выпрямляюсь и с тоской смотрю на нее. — Это я сама, по неосмотрительности.

— Мне так жаль, я надеялась, что у тебя получится.

— Рутил…

— Я заплачу, если буду говорить об этом, — перебивает Верба, она уносит пустую бутылку и возвращается с тарелкой каши и стаканом воды, ставит передо мной и грустно улыбается. От неумелой заботы у меня на душе скребется совесть.

— Прости меня, Верба, — не отвечая на ее улыбку, я берусь за стакан и залпом выпиваю. — Я так торопилась уйти, что забыла о твоей семье и дочке.

Верба меня не винит, отчего легче не становится, подает ложку и уходит качать Иву.

По утру, проснувшись от привычной боли в руке, я лишь переворачиваюсь на бок и упираюсь взглядом в стену. После сна нет обычной бодрости, несмотря на заключенную сделку с Забвением. Снова закрыв глаза и уложив руку на подушку, я не поднимаюсь с постели, пока живот не сводит от голода. Натягиваю сапоги и выхожу из комнаты, в доме тихо и пусто. Рутил, скорее всего, готовится к походу с Туманом, где Верба с Ивой, я не представляю. На столе оставлен завтрак и отрез для повязки.

Выйдя на крыльцо, снова обнаруживаю корзинки с подношениями, но в этот раз воспитывать нравоучениями некого. Сажусь рядом и съедаю парочку яблок из корзин. Осматриваюсь, вспоминая первый день на пороге дома. Солнце высоко в небе, день едва перевалил за половину. С бездельем пора заканчивать, и я возвращаюсь внутрь, принимаюсь готовить ужин, чтобы хоть как-то отплатить за помощь, а в перерывах завершаю свое плетение. Когда все готово и занять себя становится нечем, я решаюсь встретиться с Калой. Пустой день, потраченный на лень и рутинные дела, непривычен, и нужно что-нибудь мое.

Около леса я останавливаюсь, достаточно близко от дома Вербы и достаточно далеко. Здесь нет никого из хаасов и довольно тихо. Я опускаюсь на колено, упираюсь руками в землю, и Кала выпрыгивает из-за моего плеча. Она оборачивается вокруг себя и пригибается ниже, крадучись делает шаг, я веду спиной, слегка прогибаясь. Я смотрю в ее белесые глаза с едва различимым маленьким зрачком. Кала скалит зубы, под чешуей и шерстью проступают и перекатываются напряженные мышцы. Я слежу за каждым движением.

Кала делает еще шаг, приближаясь к моему лицу, и прижимается лбом ко лбу. Я обнимаю ее обеими руками и закрываю глаза, которые жжет от слез. Это все Верба со своей Ивой, обычно я более собрана. Сильно зажмуриваюсь и прижимаюсь щекой к мощной шее. Кала вертит головой и садится. Шевелит острыми торчащими в разные стороны ушами и дергает носом. Ничего не понимает. Нытье мне не свойственно. Я отпускаю ее, и Кала принюхивается, а потом взволновано мотает мордой в направлении руки.

— Да, знаю, — мне приходится кивнуть. — Ладонь гниет и скоро отвалится, но источника здесь нет.

Кала тычется носом и неуверенно лижет ткань повязки. Длинный шершавый язык легко и кротко проходится по руке.

— Не думаю, что это поможет. — Но Кала обнажает зубы и требовательно рычит. — Если ты настаиваешь… — Я отодвигаю повязку чуть в сторону, обнажая чернеющую сквозную рану. Кала возмущенно рычит и даже произносит «плохо» на языке Богов, лишь отдалено похожее на настоящее слово из-за длинной морды и торчащих клыков.

Мне едва ли есть, что возразить. Руку нужно спасти, а слюна Калы если и не залечит, так обеззаразит. Медленно и аккуратно она принимается зализывать рану то с одной, то с другой стороны. Я же в ответ почесываю ей шею и уши. Вдалеке от хаасового племени и рядом с Калой мне спокойно. Теперь, когда обещание буквально выдавлено из меня и лишает какого-либо выбора, нет смысла впустую мучить себя. Закрываю глаза, подставляя лицо солнцу, чувствую исходящее от земли тепло, легкое движение ветра. В какой-то момент я усаживаюсь удобнее, скрестив ноги перед собой, Кала ложится рядом и обхватывает мою руку лапами. Я знаю, что она уйдет если понадобится девочкам, а пока, Боги ведают — впервые за сколько месяцев Кала остается со мной просто так.

— Я редко тебя зову, — виновато шепчу, наклонившись ближе к ее уху. — Даже говорить стала реже.

Кала согласно ворчит, но не злится. Ее гладкий обезьяний хвост не выражает никаких других эмоций, кроме обеспокоенности. Вдруг она резко подскакивает и, ощерившись, собирается атаковать. Не меня, кого-то сзади. Я оборачиваюсь и вижу за спиной Тумана, уже вооруженного ножом, который когда-то вогнал мне в ладонь, такого же напряженного, готового к борьбе.

Я резко развожу руки в стороны, и Кала нехорошо дергается от этого.