Жрица

— Тише… — говорю ей, надеясь успокоить. — Тише… Он не опасен. — Но Кала не расслабляется и не меняет позы. — Видишь, хаас не нападает. — Я, не отрывая взгляда от Калы, обращаюсь к Туману: — Подойди, только медленно.

— Что это за язык? — тихо спрашивает он, послушно двигаясь ко мне.

— Тот, который она понимает. — Я раздражена, одно неверное движение, и Кала бросится на нож. — Тронешь ее, хаас, и даже Боги тебя не спасут.

— Вели не нападать, — советует Туман, но я не слушаю доводов разума, если речь идет о моей семье. Единственное, что сдерживает Калу, — мой непрерывный взгляд, стоит отвернуться, и она кинется вперед. Я тянусь чуть в сторону, ближе к Туману, медленно поднимаю перевязанную ладонь и нащупываю его предплечье. Веду пальцами вниз, как бы поглаживаю руку.

— Он не опасен сейчас. — Кала немного меняет положение и непонимающе наклоняет голову. — Смотри. — Я опускаюсь пальцами к ножу и медленно-медленно забираю его, очень надеясь, что хаас не станет сопротивляться. Особенно после моих угроз. Кала следит внимательно за каждым движением, все еще готовая в любой момент сцепиться с волком. Туман отдает нож, быстро разжимая пальцы и освобождая рукоять. И когда оружие оказывается у меня, Кала садится совершенно обескураженная и растерянная.

— Чтоб тебя, хаас, — не позволяя себе разозлиться, восклицаю я, наконец получив возможность посмотреть на него без опаски. — Зачем так подкрадываться? — Нож втыкаю в землю между нами.

— Туман, — произносит он, опускаясь рядом, неторопливо, без резких движений. — Меня зовут Туман.

Кала недружелюбно скалит зубы.

— Твой жуткий зверь не приручен.

— От тебя веет Смертью, она это чувствует и защищает.

— А от тебя она чувствует смерть? — как бы между прочим спрашивает он.

— Ты чуешь на мне чужую кровь? — Обернувшись к Кале, я смотрю на нее и веселюсь. Древние, как плохо могло все закончится пару секунд назад.

Она принюхивается, забавно чихает, фыркает, морщится и трясет лобастой головой. Я улыбаюсь. Поворачиваюсь к хаасу, мол, оцени, Кала для тебя старается. Кровь на моих руках — кровь моих врагов, так она считает. Я натыкаюсь на внимательный, неизменно суровый взгляд и черные глаза, которые после белесых Калы кажутся нутром бездны.

— Чувствует. — Серьезно киваю, но, когда Туман отворачивается, чтобы вытащить нож, снова улыбаюсь. Кала бесцеремонно залезает под руку, забирается на коленки и ползком по мне пробирается ближе к хаасу, толкая огромными лапами и выпирающими боками.

— Кала! — беззлобно возмущаюсь я, потому что едва не падаю от такой наглости. Но она не обращает внимания, устраивается так, чтобы в случае опасности первой кинуться на хааса и защитить меня. Естественно, она не верит ему. Я перекидываю обе руки через ее спину и глажу бок.

— Откуда она приходит? — Туман косится на Калу, тоже опасается внезапного рывка. Так и сидят оба, ожидая друг от друга подвоха.

— Издалека.

— Как?

— Я зову.

— Ответы без ответов, — хмыкает Туман. — Ты в этом хороша.

— Учишься на каждом вопросе.

— Часто задают?

— Твой палач спрашивал пару раз.

Он не отворачивается, не прячет виновато глаза.

— Я ошибся в тебе. Я готов ответить за это. Не надо пытаться играть со мной.

— Какие уж тут игры, хаас, когда ты подкрадываешься ко мне с ножом.

— Я не подкрадывался. Я, собственно, и пришел сказать, что ты можешь меня не бояться.

— А разве я боялась? — Чуть сжав губы, с вызовом смотрю на него, и Туман усмехается. Гладит острое лезвие пальцами, а после прячет в ножны на поясе. — Вы готовы ехать, хаас?

— Хаас — имя моего Бога, — лениво поправляет он, смотря в сторону леса. — Мое — Туман.

— Хаас означает волк. Я буду звать тебя Волк.

— А как мне тебе называть? Жрица?

— Почему нет? Чем плохо?

— Разве ты не таишься?

Я не хочу говорить с ним и, склонившись над Калой, снова начинаю чесать ей бок.

— Лошадь у тебя останется прежняя. Из одежды, Верба сказала, что-нибудь подберет. Сумку тоже. Мы подъедем с рассветом. Будь готова, — сухо заканчивает он и, поднявшись, отчего Кала тоже резко дергается и напрягается, Туман оставляет нас.

— Мне придется уйти с ними, — объясняюсь я, ухватившись за мощную шею Калы. — Если умру, ты единственная сможешь защитить девочек.

Она сидит, уставившись на меня белыми глазами, и непонимающе топорщит уши. Смешная.

— Вся моя нерастраченная нежность досталась тебе… — Я улыбаюсь и целую ее в серый нос, она фыркает и мотает головой. Не любит вспоминать, не любит, когда я вспоминаю. Мы сидим до темна, я чешу ей спину, она лижет мне руку, а потом уходит к девочкам. В дом возвращаться не хочется, так что я отправляюсь в лес, на поляну с земными звездами, чтобы собрать еще светящихся лепестков. Когда откладывать встречу с Вербой становится невозможно, поднимаюсь на крыльцо и отворяю дверь. Я, ожидавшая слез и споров, удивляюсь мирному ужину. Тарелка с похлебкой для меня стоит на столе, чуть дальше — сумки, которые потребуется взять с собой, на стуле висит добротная одежда.

— Спасибо за ужин, — начинает Рутил. — Очень вкусно.

— Правда, что ли? — притворно удивляюсь я, напоминая нам обоим, как искусно он лжет об этом Вербе.