Жрица

— На Востоке земля еще горит и трескается, а в остальном — да, везде, где есть люди.

— И Боги не защищают?

Я тянусь рукой к шраму на животе, ощущая рубец под платьем. Мне нечего ей ответить. Нет, не защищают.

— Что было с тобой до хаасов? — требовательно спрашивает она, но мне не хочется говорить. Хозяйка наклоняется ближе ко мне, проникновенно глядит в глаза, берет ладонь в свои руки: — Я вижу твою душу. Она так ранена. Так измучена. Я вижу, что ты давишься своим горем, как черствым хлебом.

— Божьими деяниями.

— Твое сердце больно ненавистью.

— Больно? — Я не выдерживаю, выдергиваю руку. Мой голос спокоен, в отличие от дыхания: — Думаешь, если говорить красиво, сказанное станет менее уродливым? Мое сердце иссохло, и это дает мне больше сил, чем твое сострадание. Никакие слова не исцелят. Меня Боги не защищали и не берегли. Я не жила в огромном доме с источником под полом. Мне досталось другое. Ты не выходила за эти стены, ты понятия не имеешь, что там за мир. Не учи меня выживать.

— Ты можешь остаться здесь, — произносит она, едва не плача, жалеет меня, несчастная.

— Не могу, — я качаю головой, но не говорю о девочках.

— Смерть скоро заберет меня. Кто-то должен хранить это место. Боги привели тебя сюда ради этого.

— Тогда они просчитались. Мне нужно, чтобы ты позволила хаасам войти.

Хозяйка заговаривает не сразу, она раздумывает, прежде чем произнести:

— Нет.

В очередной раз вынося книги, я замечаю, что у огня только Сапсан и Рутил, а Туман сидит на корточках вдалеке, прямо напротив ниада, который, тоже странно пригнувшись, неподвижно стоит. Я складываю книги на полотенце и, глядя на Рутила, киваю в сторону Тумана.

— Изучает, — протяжно произносит Рутил, не тая отношения к этой затее. Видно, не одобряет.

Я прикладываю ладони к земле, но не прошу ни силы, ни помощи, просто пытаюсь совладать со страхом. Закрываю глаза, открываю и, поднявшись, иду к Туману. Останавливаюсь, не дойдя пары шагов, чувствую, как быстро колотится сердце.

Ниад лениво переводит взгляд на меня, моргает жуткими склерами и вываливает длинный язык. Не имея возможности чувствовать запахи, они, вероятно, так пробуют воздух на вкус, как змеи. Несколько мгновений он смотрит прямо в глаза, словно разумный, а потом теряет ко мне интерес.

— Что ищешь? — я спрашиваю, чтобы не поддаться страху.

— Слабости, — не оборачиваясь, отвечает Туман. Я делаю еще шаг, и он вытягивает назад руку: — Стой позади меня. Они не переходят за определенную границу.

Спорить глупо, поэтому я просто опускаюсь на корточки.

— Нашел?

— Пока нет. Но заметил, что у них нет различий между особями. В смысле органов.

— Они не плодятся, ты это имеешь в виду? — я озадаченно переспрашиваю и получаю кивок вместо ответа. — И что это значит? Ниады продолжают подниматься из разломов? Они бессмертные?

— Все живое можно убить, — ровно произносит Туман, и я становлюсь спокойнее от его уверенности.

— Думаю, они считают так же.

— Ты почему не ушла? — вдруг спрашивает он, повернувшись ко мне. Ниад, встрепенувшись, чуть сдвигается в сторону, я не могу отвести от него взгляд, а Туман легко становится спиной. — Я был уверен, что ты видела скалу, с твоей высоты нельзя было не увидеть, я отвлек от тебя архизверя и думал, ты рванешь туда сразу же.

— Ты отвлек?

— На скале было безопасно, ты понимала это и должна была уйти, но за каким-то демоном пошла обратно. — Он не слышит моих слов. — Почему?

— Я дала обещание.

— А мы могли быть мертвы. Я ясно сказал, чтобы ты выбиралась из леса, если меня убьют. Мне нужно было уточнить, что не стоит искать останки? Никогда так больше не делай. Увидишь шанс выжить — воспользуйся. Беги.

Я смотрю в его черные глаза, жуткие, мрачные, как ночное беззвездное небо. Я не знаю, что отвечать. Меня еще ни разу не отпускали.

— Иди к Сапсану. Ему нужно сменить бинты. — Туман прогоняет меня, а сам снова отворачивается, будто и не сказал ничего особенного. Я поднимаюсь и пячусь к стене, не рискуя вставать спиной к ниаду. Привычно меняю повязку Сапсана, отмечаю, что рана затягивается, и ухожу.

В одиночестве я много думаю, как и всегда. Хозяйка больше не настаивает на беседах, а химеры молчаливы, они просто наблюдают за мной. Я нахожу много книг, где описаны болезни прежних людей и методы лечения, вспоминаю Иаро и мертвый, выжженный после болезни город. Веду бы пригодились книги.

Перебирая очередную полку, натыкаюсь на рукописный текст. Эта книга написана уже после возвращения Богов, дата стоит знаменательная — день первого солнца, пепел после извержений осел, и небо снова стало голубым. Человек, писавший ее, был ведом, тогда их еще называли иначе, он использует много слов, значение которых мне непонятно. Он пишет о Богах и их гневе, о ниадах. Я делаю пометку и откладываю книгу, отнесу Туману, пусть изучает. Это безопаснее, чем сидеть нос к носу со зверем.