Читаем Жрицата на змията полностью

Разбра само едно. Видя го с очите си. Водата се надигаше. Ако не им помогнеше той, всички щяха да загинат. Всички.

Махна им с ръка и бегом прекоси площада. Влезе в първия дом. Намери помещението, където пазеха малкото си покъщнина. Оттам измъкна едно въже, видя му се късо, настави го с друго и все така тичешком се завърна пред отдушника.

— Чакайте! — провикна се той отгоре. — Чакайте!

Нямаше значение дали са го чули.

Утита завърза здраво въжето за парапета и го пусна в отвора. То достигна водната повърхност. Боян се изправи върху гърба на змията, залови се за него и запълзя с ръце нагоре.

Метър, два, три, пет! Задъхан, той спря да си почине. После отново се заизкачва.

Улисан, Утита не забеляза Фернандо, който бе излязъл на площада да провери дали всичко е в ред, докато съдружникът му претърсваше подземията на пирамидата. Но бразилецът го съгледа, видя спуснатото въже и в миг прецени: трябваше да му попречи. Незабавно! Иначе богатството щеше да му се изплъзне от ръцете. Иначе трябваше отново да се завърне с подвита опашка в колибата си край Амазонка, за да препродава сушени глави.

Тичешком, от закритие до закритие, той премина площада, вдигна сопата си.

А Утита, без да подозира заплахата, гледаше загрижен как Боян се изкачва нагоре. Още малко — и щеше да се подаде над отвора. Тогава белият брат щеше да решава какво да правят, не Утита. Той навярно знаеше откъде може да се източи тая вода, знаеше как да отвори храма. И още нещо — знаеше дали въобще трябва да се помогне на жените-господарки. Та нали до вчера те бяха врагове? Как така изведнъж изпаднаха в еднаква беда? Не беше ли случайност? Нямаше ли да ги нападнат, щом се спасят?

Утита чу стъпките на нападателя много късно. Преди той да се обърне, Фернандо го блъсна с цялата си тежест. Индианецът политна, но в последния миг успя да се вкопчи с пръсти в каменния корниз. Пъргав и силен, той опита да се измъкне навън, но бразилецът го превари. Замахна с тоягата си и удари по пръстите на лявата му ръка. Утита направи отново опит да се изкатери с окървавени пръсти. Тогава Фернандо удари и дясната ръка. Замахна и към главата му. Не можа да го улучи, защото в същия миг пребитите пръсти на индианеца се изплъзнаха от корниза и тялото му полетя надолу.

Фернандо се наведе да отвърже въжето. Ала възелът беше здраво стегнат. Заяде се. В това време главата на Боян се изравни с парапета. Младият археолог, разбра какво правеше бандитът, напрегна се да се прехвърли по-скоро вън, ала не успя. Силите му бяха изчерпани. Дробовете му се задъхваха от умора. Пръстите му трепереха, едва го удържаха за въжето.

— Подлец! — извика той гневно.

Фернандо се извърна с тържествуваща усмивка. Възелът се бе поддал.

— Върви по дяволите! — изръмжа той.

Изведнъж главата на Боян изчезна заедно с изхлузващия се край на въжето…

Фернандо надзърна в отвора и убеден, че си е свършил добре работата, забърза обратно към пирамидата на слънцето. Там завари Камюс. Зачервен, запъхтян от умора и алчност, той опитваше да събори от пиедестала златния диск на слънцето. Бразилецът се залови до него. Под дружните им усилия скъпоценната емблема най-сетне отстъпи, срина се с грохот на пода. Златните й лъчи се огънаха, някои се откъртиха, но това нямаше голямо значение. Дори така, с подвити лъчи, беше по-удобна за носене.

Фернандо подвикна весело, с блеснали от алчно доволство очи:

— Хайде! Дигай!

Като хипнотизиран, без да откъсва поглед от искрящия метал, Жак го послуша. Двамата поеха слънчевия диск, помъкнаха го към изхода на храма, залитащи под тежината му, но с грейнали от щастие очи.

— Сан Фернандо си знае работата — промълви бразилецът. — Няма да изостави кръщелника си. А тоя къс злато тежи повече от кръста. Много повече.

30

Преодолял моментната си слабост, надвил порива на съжаление, който го бе подтикнал да отвори вратата на Змийския храм, Върховния жрец се върна обратно в пирамидата на слънцето. Притича като подгонен, сякаш бягаше от себе си, по хладните коридори, из които стъпките му прокънтяха със звучно ехо, и влезе в Залата на вечността. Строените мумии го посрещнаха с мълчаливото си безразличие, студени, недосегаеми, величествено спокойни. Те го гледаха равнодушно от златните си маски, без да се замислят каква буря кипеше в неговата душа, какъв ураган от гняв и негодувание. И омраза. Омраза към целия свят, към живота въобще, омраза към всеки, който дръзваше все още да живее.

— Вероотстъпнички! — фъфлеха сбръчканите му устни. — Като прабабите си. И те — тъй лековерни. Поддадохте се на първите измамни думи. Забравихте урока. Забравихте какво са донесли бледоликите на вашия народ.

Той стисна юмруци.

— Любов и дом, и деца — и смях! Сладкодумни лицемери! Навярно и тогава пак така — с омайни слова…

Той положи внимателно спящия кротал в краката на мумията Атлиан и се оттегли назад.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века