Жук золотой

Я увидел, как мама накрывает стол: пироги пышут жаром. И бабка Матрена размешивает чай в своей кружке. С красивым китайским драконом на боку и с отбитой ручкой. Никому не разрешалось пить чай из ее кружки. Сейчас Матрена Филипповна по-доброму протягивала кружку мне. Чай обжигал губы.

Я увидел кают-компанию корабля. Молодая и красивая Катя Ельчанинова садилась к роялю и пела для меня. «А осень деревья качала, и жизнь проходила напрасно». Уже тогда я знал свою песню. Ну… Или догадывался о ней.

Я стоял в морском мундире, облокотясь на крышку белого рояля.

Я также видел маленького мальчика со светлыми волосами и голубыми глазами. Вместо «баба Яга» он говорил «дядя Бега».

Он говорил, что чеснок пахнет каким-то «невкусным голосом». Его мама лежала на траве, а он ей показывал на муравья: «Посмотри, мама, как смеется муравей! Наверное, я сказал ему что-то очень смешное». Мама оборачивалась. Муравей корчился, раздавленный пополам, и дрыгал лапками. И снова плыли возы с блестящим изумрудным сеном. И радужные мыльные пузыри заполняли лес, вытесняя черное пространство.

Я замерзал.

Вдруг кто-то наклонился надо мной: «Вставай, Куприк! Замерзнешь». Родные Мангаята. Старшего, Шамиля, мама послала искать меня. Он взял с собой Хусаинку, потому что Пыжик один знал, где мы поставили петли. Шамилька Мангаев нес меня из тайги на руках. Лыжные крепления из проволоки он просто оторвал от брезентовых ремешков. Лыжи нес Хусаинка. Заяц так и сидел, пригревшись под шубой.

Вскоре Шамильки не стало. Он повесился в лесу, на той же одинокой лиственнице у Шпиля. Где нашли не дошедшего до своей Тамбовщины зэка. Я так и не узнал причину их ухода из жизни. Страшная тайна моего детства. Шамилька был красивым и рослым. И он всегда защищал нас, пацанят.

Таинственность его ухода поселила в душе тревогу. Как будто я, тогда еще маленький, смог бы уговорить Шамиля не идти в лес, не искать старую лиственницу с узловатыми, похожими на руки человека, ветками.

Безутешные потери в прошлом заставляют искать лучшее в людях, которых вспоминаешь.

А как обидно бывает от неслучившегося.

Не закричишь: «Остановись, мгновенье!»

Меня с детства мучила невозвратность действия. Несбывшиеся приключения, не увиденные события, несостоявшиеся встречи. С хорошими людьми. Как же так? Прошли мимо, в метре друг от друга.

В «Собеседнике», времен начала перестройки, я работал с Дмитрием Быковым, молодым, но талантливым раздолбаем. Он шлепал по клавиатуре пишущей машинки двумя руками, потом падал лицом на клавиши и засыпал. От своего перманентного бражничества. Потом просыпался и снова печатал. Писал очень много, впрочем, как и сейчас. Из-за нарушений дисциплины с Быковым пришлось расстаться. Конечно, у него осталась на нас с Володей Снегиревым, тогдашним главным редактором «Собеса» – так его называли, обида. Много лет спустя, когда он уже стал известным и популярным, Быков опубликовал в юбилейном «Собеседнике» воспоминания о том, какими цековскими ретроградами были мы со Снегиревым. Печатали портреты генеральных секретарей на обложке первого перестроечного издания. И какими передовыми были они, члены молодежной редколлегии «Собеседника».

Он нас такими запомнил.

Вообще-то молодежную редколлегию «Собеседника» придумали мы со Снегиревым. Договорились с милицией. Вывели редакцию на Новослободскую. Прямо посередине улицы поставили столы! Такой выход в народ. В духе надвигающейся демократии. Потом выездная редакция заседала на Московском аэровокзале. Мы встречались с улетающими пассажирами и бегали по залу с микрофонами. Я и Володя Яковлев. Володю Яковлева я таскал с собой на ночные сборы байкеров в Лужниках и к качкам подмосковного городка Люберцы. Моя публикация «Люберцы при свете фонарей» породила демонстрации протеста у редакции. Яковлев публиковал свою версию неформального движения уже в «Огоньке». И Никиту Голованова, сидящего за печкой обыкновенным зосом – заместителем ответственного секретаря, вовремя заметили и сделали главным художником издания мы со Снегиревым. Первый и лучший компьютерный дизайнер Москвы. Компьютер ему привез из-за границы отец – Лев Голованов, народный артист СССР. Никита учился в одном классе с внучкой Брежнева.