Жук золотой

В духе классической японской эстетики.

К слову сказать, мой сибуй тогда еще отличался мускулистостью и упругостью. Никакого пузца, тыквочкой переваливающегося через брючный ремень. Даже если и с капельками росы, как в стихотворении Басё.

Но это так, к слову.

Приходили во время сборов и другие мысли, которые кому-то покажутся спорными. Например, я думал о непривычности пищи, которую мне вновь придется есть в ресторане. Я и так несколько дней уже страдал. От свежего и почти несоленого лосося в рисовых штуковинах, которые назывались роллами. От теплой водки сакэ, совершено мерзкого запаха и вкуса. Вы когда-нибудь пили теплую водку, примерно двадцатиградусную, закусывая совершенно сырой рыбой? Не пробуйте. Как интересовался у нас незабвенный Забелин после поедания сомнительной котлеты или перекисшей капусты: «Днище не рвет?» Особо жадных до конфет-подушечек он спрашивал по-другому: «Днище не слипнется?» Во всяком случае, мне последний вопрос хорошо запомнился. Я очень любил сладкое. До сих пор люблю. Днище не слипается.

И что прикажете делать, если в ресторане рванет днище моего кораблика, по-прежнему стремящегося к романтическому горизонту? По-научному – случится диарея. А по-деревенски – понос. Бегать в туалет на глазах хорошенькой Херуми-тян? Или сидеть, как дураку, и ничем не закусывать?!

А если метеоризм, что вообще представить невообразимо?!

Закажу красной икры, хлеба и масла. Решил я. Конечно, говорят, что у них икра очень дорогая. Но что делать? Не оцензуриться же, прости меня, господи – иначе не скажешь, на международном уровне мне, русскому филологу Куприку, названному надеждой дальневосточной поэзии! Такой позор не просто скандален. Он обрекает меня на полный провал в нарождающихся отношениях с японской слависткой. Что позволено японцу – не позволено русскому печенегу Ваньке.

Или Саньке. Как хотите.

Сами японцы с удовольствием ели икру с хлебом, намазывая его сливочным маслом. Хорошо помню по интернату.

И вот тут мы, в нашем «мэймэри камин бэк», подходим к самому интересному. Помните, я предложил морщинистому японцу маленькую баночку красной икры? В обмен на жвачку и прекрасные вещи из его страны.

Расфасовывать икру в маленькие баночки нас научил Лупейкин. Приезжая из интерната на побывку в деревню, мы, конечно, рассказывали о наших набегах на «мару», набитых чуин-гамами и газовыми косынками радужных цветов. «Поллитровые впариваете?» – заинтересовался наставник, имея в виду тару для фасовки икры. «Ну а какие же еще!» – удивились мы. С некоторой ленцой и томностью в глазах Лупейкин объяснил: «Купите детского питания. Пюре в баночках. Пюре сожрите. Оно вкусное. Банки помойте и прокипятите. Икру туда заряжайте. За тот же объем возьмете в четыре раза больше товара. Японцы торговаться не будут! Я в доле, за идею. Но про меня – ни гу-гу! Никому ни слова».

Таков Лупейкин.

Он не только знал законы рынка.

Нас поразило то, что он знал вкус детского питания.

Интересно – откуда?

Мы так и сделали.

Отправили гонца в Николаевск и в разных магазинах закупили детское питание. В маленьких, с закручивающимися крышками, баночках. Очень скоро все шесть причалов, где швартовались под погрузку японские лесовозы, были охвачены нашими боевыми тройками. Тройки придумал я. Мы пошли дальше Лупейкина. Достойные ученики своего сансэя.

Старший тройки устанавливал контакт с чифом-конторщиком, узнавал расписание прибытия судов и обговаривал спрос. Что, дескать, нужно? Японцы часто просили икру, черный русский хлеб и сливочное масло. Но были и те, кто заказывал политическую литературу на русском языке. Хорошо шел Ленин. Тома из собрания сочинений и отдельные брошюры, история КПСС, буклеты открыток про Сахалин и Нижний Амур. И еще – октябрятские звездочки, где был изображен маленький, похожий на херувимчика, Володя Ульянов. «Когда был Ленин маленький, с кудрявой головой, он тоже бегал в валенках по горке ледяной». Представить, как Ленин бегал в валенках по горке, за нашим интернатом, я, при всем своем поэтическом воображении, не мог.

Мы не знали, зачем им были нужны на русском языке книги Ленина, основоположника рабоче-крестьянского государства. С примесью интеллигенции. Которую Владимир Ильич называл говном нации. Лупейкин цитировал наизусть и божился, что именно так он ее и называл. Только вместо неблагозвучного слова вождь использовал благородное «гоуно». До сих пор не понимаю, в чем тут благородство?! Очень скоро в нашей школьной библиотеке томов собрания сочинений В. И. Ленина заметно поубавилось. Директор школы Владимир Александрович Маер, он преподавал у нас историю, прекрасный, замечу здесь, человек, задумчиво поглядывал на осиротевшую полку вождя мирового пролетариата. О чем-то он уже догадывался, прозорливый и один из наших самых любимых педагогов.

Второй пацан в тройке осуществлял непосредственный контакт с курьером, отдавая товар и получая взамен японское барахло: платки, галстуки, трехцветные карандаши, зажигалки, рубашки и даже, иногда, туфли-корочки.