Жук золотой

– Кон-Тики – понятно… Но что еще за «Пыку»?

Про путешествие Тура Хейердала на плоту, состоящем из девяти бальсовых бревен, вместе с Эриком Хессельбергом, Германом Вацингером, Кнутом Хаугландом, Турстейном Робю и Бенгтомом Даниельсоном, пересекшим Тихий океан в западном направлении из центральной части Южной Америки, мы знали не меньше, чем про приключения Сани Григорьева из зачитанной до дыр книжки Каверина.

Несколько высокомерно, водилась за ним такая привычка, Женька пояснил:

– Все очень просто. «Пы-Ку» – Пыжик-Куприк!

А мы-то мучились с названием.

Из-за дома Мангаевых показались Миха Комков и Толька Котельников. Комок и Котел. Два наших хулигана. Они в паре, как Ленин с рабочим на субботнике, несли бревно. Отдуваясь, бросили его под ноги.

– Сухая лесина, – пояснил Комок и цвыркнул себе под ноги, – из нее надо делать обвязку плота… Закурить не найдется?

По эпизоду с курением я делаю вывод, что мы тогда еще учились в шестом классе. Мы его заканчивали. Именно Мишка Комок, во время наших занятий у него дома, и научил меня курить папиросы. Делали и самокрутки из махорки. Сигарет тогда вообще еще в деревне не было. А летом, перейдя в седьмой класс, я курить бросил.

Закурили, молча поплевывая себе под ноги, тонкие и крепкие папиросы «Север». Были у нас такие. Похожие на обрубки. Хусаинка не курил. У них в семье за курево отец, дядя Абдурахман, мог башку оторвать.

Пока обменивались репликами по поводу чертежей и устойчивости плота на воде, появились Лупейкин и Бурыха. Оба с плотницкими топорами в руках.

– Где бревно взяли? – поинтересовался Адольф.

Был он одет по-рабочему, на руках брезентовые верхонки.

Котел деланно хохотнул:

– Где надо, Адольф Пантелеевич! На пилораме скоммуниздили. Ваше задание выполнено, товарищ капитан!

Совершенно точно помню, что даже такие хулиганы, как Миха и Котел, при взрослых никогда не матерились. Запросто можно было схлопотать по губам, если кто-то, старший, находился рядом.

Что произошло с моими сегодняшними юнкорами? Я до сих пор понять не могу. Они матерятся даже в Фейсбуке.

Лупейкин поплевал на руки и сказал:

– Ну что, Гаврики?! Пожалуй, начнем!

Так у нас появилось общее дело, которое называлось строительством плота Кон-Тики-Пыку. Женька покрикивал на нас. Он отвел себе роль инженера-судостроителя. Управляющего верфью.

Ну, ладно Лупейкин и Серега! Они же с нами в одной, как сейчас принято говорить, тусовке. Но как Женьке удалось убедить участвовать в романтической затее циничных и наглых, нам казалось, Миху и Котла?! С той поры они, как на работу, каждый день после занятий приходили на строительную площадку. У Жени Розова проявился настоящий организаторский талант. Что подтвердилось спустя несколько лет. Женька успешно командовал студенческим строительным отрядом в институте, куда поступил после рабфака.

Больше того! Чем стремительнее обрисовывались на стапеле контуры будущего плота Кон-Тики-Пыку, тем больше деревенской ребятни принимало участие в работах. Целая ватага пацанов и девчонок шкурили бревна инструментом, который назывался застругом, вытаскивали из старых досок гвозди. По чертежу Жени плот имел свою надстройку – рубку-кубрик, ее надо было из чего-то сбивать. А где брать хорошие доски? Все было в дефиците. Разбирали старые ящики.

На костре, в железной полубочке, варили черный вар, смесь наподобие гудрона. Чтобы залить проконопаченные пеньковым канатом щели между бревен. Вар застынет – и никакая волна не возьмет! Не будет течи.

Не знаю, как мы вдвоем с Хусаинкой собирались построить Кон-Тики-Пыку. На что рассчитывали?

Плот много раз переименовывали. Точнее, конструировали третью часть названия. Был вариант Кон-Тики-Луку: Лупейкин-Куприк, но тогда исчезал Хусаинка; Кон-Тики-Хуку: Хусаин-Куприк; и даже – Кон-Тики-Жмаку, что расшифровывалось сложнее: Женька-Мангаев-Куприк.

Решили остановиться все-таки на первом варианте названия плота, какое ему дал автор проекта Женя Розов.

К вечеру родители загоняли ребятню домой. Я шел ужинать к Мангаевым: звал дядя Абдурахман, Абдурахман Айтыкович. Кассир и счетовод колхоза «Ленинец». Должности бухгалтер я не припомню. Ослушаться дядю Абдурахмана было нельзя. Меня в доме Мангаевых считали за своего. В их семье я рос. Мама оставляла меня играть с Пыжиком, когда мы еще даже в школу не ходили. А когда Кирилловна прибегала после занятий, чтобы забрать своего Шурку, то есть меня, черноглазый Хусаинка сердился и шарил ручонкой по земле. «Щас дам палкой, щас дам!» Волосики ерошились и вздыбливались на голове. Он так пыжился. Потому и получил свое прозвище Пыжик. Кирилловна хохотала: «Подожди, скоро придешь ко мне учиться!» Всех старших братьев Мангаевых учила моя мама. А мы с Пыжиком пошли учиться в первый класс к Раисе Федоровне Потеряйко. Наша первая с ним учительница.