Жуки в муравейнике. Братья Стругацкие

«Совесть своей болью ставит задачи, разум — выполняет. Совесть задает идеалы, разум ищет к ним дороги. Это и есть функция разума — искать дороги. Без совести разум работает только на себя, а значит — в холостую. Что же касается противоречий моих стремлений со стремлениями масс… Существует определенный идеал: человек должен быть свободен духовно и физически. В этом мире массы еще не сознают этого идеала, и дорога к нему тяжелая. Но когда-то нужно начинать. Именно люди с обостренной совестью и должны будоражить массы, не давать им заснуть в скотском состоянии, поднимать их на борьбу с угнетением. Даже если массы не чувствуют этого угнетения.»

Отель «У Погибшего Альпиниста»

(6/12)

Экспериментальный детектив по-стругацки

Как известно, конец шестидесятых годов знаменуется конфронтацией авторов с властями, что, по понятным причинам, в то же время становится причиной, в том числе и их творческого кризиса. Их мало печатают, а отзывы по предыдущим произведениям становятся все более резкими и нелицеприятными. Им было необходимо написать произведение, которое можно было бы без особых сложностей опубликовать с целью заработка.

Хотя детектив уже давно привлекал Стругацких, они все же продолжали говорить об определенных недостатках, заложенных в самой природе этого жанра. Сил на написание продолжения «серии Каммерера» у них пока нет, и появятся они лишь через пять лет. Стругацкие решают снова сделать передышку.

Образцом для подражания и отправной точкой повести становится детективный роман Фридриха Дюрренматта «Обещание». Стругацкие начинают писать черновик с желанием расширить рамки традиционного детектива, создав детективно-фантастическое произведение. В своих заметках Борис Стругацкий пишет: «Мы задумывали наш детектив как некий литературный эксперимент. Читатель, по нашему замыслу, должен был сначала воспринимать происходящее в повести как обыкновенное «убийство в закрытой комнате», и лишь в конце, когда в традиционном детективе обычно происходит всеобщее разъяснение, сопровождающееся естественным провалом интереса, у нас сюжет должен был совершить внезапный кульбит: прекращается одна история и начинается совершенно другая.»

В целом на первый взгляд идея действительно кажется не такой уж и плохой. Давайте читать и, как обычно разбираться в деталях.

После палящей жары «Хищных вещей века», после проливных дождей «Гадких лебедей» Стругацкие весьма предсказуемо берутся за снежно-холодную атмосферу, которую нужно признать описывают вполне достойно, без какого-либо смрада и зловония, столь характерных многим их предыдущим работам. И это приятно радует. Кроме того заснеженная атмосфера, конечно же, помогает с точки зрения сюжетного удобства, ибо редкий детектив обходится без анализа следов на месте преступления, а снежный покров — идеальная для этого почва.

Разочаровывающим фактором является то, что повесть снова пишется Стругацкими от первого лица и это так грустно уходить от мощной многогранности «Обитаемого острова» с его многоплановостью в упрощенный формат повествования от лица инспектора Глебски со всеми этими нескончаемыми «Я сказал», «Я повиновался», «Я положил», «Я улыбнулся», «Я поклонился», «Я предложил»… И дело здесь, конечно же, в общем-то, не в недостатке профессионализма у авторов, дело в самой фокальной точке, она сама собой заставляет писать в подобном куцем стиле. Особенно разочаровывающим в этом смысле представляется один из абзацев второй главы. Вчитайтесь внимательно. «Я повиновался. Я положил себе маслин и икры. Потом я посмотрел на хозяина и положил пикуль. Потом я посмотрел на настойку и выдавил на икру пол-лимона. Все смотрели на меня. Я взял рюмку, выдохнул воздух и вылил настойку в рот. Я содрогнулся. Все смотрели на меня, поэтому я содрогнулся только мысленно и откусил половину пикуля.» Вдумайтесь, в крошечном абзаце «Я» с глаголом повторяется целых семь раз.