Журавли и карлики

Подходы к зданию прикрывали баррикады. Две громоздились в обе стороны от него по Рочдельской, третья – на Горбатом мосту. Слухов о них было много, но при ближайшем рассмотрении все три оказались просто барьерами из переносных турникетов, какие используются на стадионах, у выходов метро или при оцеплении на митингах. Эти загородки укрепили связками арматуры с ближайших строек, урнами и металлическими трубами с насыпанным сверху строительным мусором. Четвертая баррикада, на пересечении Дружинниковской с Капрановским переулком, была помощнее. Основу ее составляли мусорные баки, усиленные бетонными блоками и заваленные разным хламом вплоть до картонных коробок с песком из детских песочниц. В тылу у этой баррикады находилась еще одна, чисто символическая, из досок и садовых скамеек. Между ними грудами лежали битые кирпичи, камни, куски асфальта. Их, вероятно, предполагалось метать в омоновцев, если те решатся на штурм. «ЖИДОМОН НЕ ПРОЙДЕТ!» – обещал плакат на растянутом между скамейками чертежном ватмане.

Всюду кучками и большими массами тесно стояли люди. Между ними пробирались другие, еще не нашедшие своего места или ищущие чего-то совсем иного, как Шубин. Чем дальше от Белого дома, тем сильнее ощущалось это непрерывное молчаливое движение. На глазок народу собралось тысячи три-четыре, в основном мужчины. Женщин было много меньше, зато их голоса ярче выделялись в общем гуле. Лишь изредка в безоружной толпе мелькали специфически упакованные ребята с акээсами и запасными магазинами в подсумках. Парни с гитарами встречались едва ли не чаще. Ни одного пьяного Шубин не заметил. Пока он пробирался на противоположный конец площади, его пару раз нечаянно толкнули и тут же извинились. Настроение царило возбужденное, но не злобное, скорее радостно-приподнятое, как в крепости, где все свои среди своих, а осаждающие сами находятся в кольце врагов, которые вот-вот придут на помощь осажденным.

Группы идейных единомышленников собирались каждая под своим знаменем. Доминировали красные всех оттенков, от алого до багрового, но попадались и черно-красные, и черно-бело-золотые, и андреевские, и вовсе экзотические, непонятных расцветок, с таинственными аббревиатурами и значками. Вопросов не вызывала разве что баркашовская «Богородичная звезда». При полном безветрии знамена висели скучно. Чтобы взбодрить их, знаменщики резко поводили древками, как рыбаки поддергивают удилища, переводя наживку на новое место в надежде, что там им улыбнется удача.

Баррикаду напротив гостиницы «Мир» охраняли симпатичные ребята под красно-голубым флагом с надписью «БКНЛ». Шубин поинтересовался, что это означает. Ответили охотно: «Братство кандидатов в настоящие люди». Они ночным поездом прибыли из Харькова защищать конституцию, а заодно проверить себя в экстремальных условиях. Все были в видавших виды стройотрядовских штормовках, с рюкзаками, котелками, палатками, спальниками. Кто-то хлопотал по хозяйству, остальные обучались приемам уличного боя под руководством ясноглазого крепыша в лыжной ветровке.

– Они с дубинками, – говорил он, – значит, строимся в две линии. Первая действует прутьями, вторая сзади перехватывает дубинки над головами первой шеренги.

Ассистенты картинно демонстрировали, как все будет происходить на практике.

Мимо, свысока поглядев на эту самодеятельность, прошагал человек в перетянутом ремнями камуфляже, со свисавшим из-под погона собачьим хвостом, изображавшим, видимо, волчий. На одном погоне разместился черный двуглавый орел, на другом – красная пентаграмма. Фуражку на голове заменял малахай. Это, как догадался Шубин, был солдат будущей евразийской империи, гроза атлантистов. Неизвестного происхождения орденская звезда с лучами самоварного золота горела у него на груди. В руке он держал дипломат.

Наперерез ему под хоругвями, слегка вразброд, двигалась процессия из двух-трех десятков бородатых мужчин и казаков с лампасами разных казачьих войск на галифе. Кое-кто был в галунных погонах при полевой форме. В той России, которую они потеряли, за такое сочетание их в два счета упекли бы на гауптвахту. Впереди шел священник с кадилом, за ним женщины в платочках и длинных черных юбках несли иконы.

Шубина прибило к группе научных сотрудников из Черноголовки. Один объяснил, что дважды в день, утром и ближе к вечеру, Белый дом по периметру обходят крестным ходом, очерчивая вокруг него заповедное пространство.

Другой сказал:

– Что такое бог? Единое информационное поле планеты.

Третий, продолжая разговор, чье начало Шубин не слышал, обратился к первому:

– Любой обыватель по природе своей государственник. Русский – тем более.

– Не надо, – возразил тот, – идеализировать маленького человека. В перестройку этот пушкинский бедный Евгений сам стал гоняться за Медным всадником, а мы, дураки, радовались.