Читаем Журавли. Рассказы полностью

Тут же одну цепь сняли, разложили на земле. Точно, след как от танка.

Любому мальчишке послевоенного поколения, знающему о победоносных танковых сражениях, захотелось бы иметь такую цепь в личном пользовании. Ночью сметливые сибиряки-малолетки напали на несчастные машины и «разули» их.

А наутро – посевная. Механизаторы важно подошли к своим машинам, готовые, как говорится, к труду и обороне, но тут же опешили. Вчера техника была в полном порядке, накануне опробовали, а сегодня сеялки оказались в нерабочем состоянии. Опытные механизаторы попытались на скорую руку снова снарядить сеялки, но тут выяснилось, что запчастей, как всегда, не хватает.

Кто навредил? Деревенское следствие скорое, ответить на этот вопрос было несложно.

Рано утром Мишка Карнаухов проснулся от сердитого мужского голоса:

– Нюра, Мишка дома?

– Да спит он…

– Давай сюда вредителя.

Вредитель вышел и увидел разъяренного колхозного механика, а рядом с ним нескольких вчерашних своих «подельников» – одноклассников.

– Где цепи?

– В сенях, – испуганно произнес Мишка и трясущейся рукой показал на дверь.

К обеду были собраны все расхищенные детали. Но их же надо надеть на сеялки, а это – потеря времени. И пришлось колхозу начинать посевную на день позднее графика.

Второй класс поставили перед всей школой и долго клеймили позором. Стыдно было всем: и виноватым, и невиновным. Были слезы, сопли, слова раскаяния, в общем, нравственная наука. И даже солнечный теплый день не смягчал драматизма обстановки. Многие «вредители» с вечера крепко получили от родителей. Те, которым досталось поменьше, тоже не радовались. Никто даже не пытался произнести волшебную, годную на все случаи жизни фразу: «Простите, никогда больше не будем так делать». Здесь она неуместна, «преступление» слишком серьезное. Родители «диверсантов» переживали не меньше, боялись, что «компетентные органы» заинтересуются этим случаем и переквалифицируют его в «дело о подрывной деятельности». Тогда среди взрослых начали бы искать тех, кто специально подстрекал пацанов на это «вредительство» для срыва посевной.

Но механизаторы выручили. Они уплотнили свой рабочий график, продлили смены. Сеять закончили вовремя. И урожай удался на славу.

Проба пера


В пятый класс мы пошли учиться во «взрослую» школу. Она была двухэтажной, с широкими лестницами, обрамленными блестящими перилами и резными балясинами, с актовым залом, с настоящей сценой, временно прикрытой тяжелым бархатным занавесом. В зале стояли легкие деревянные лавки, которые во время новогоднего праздника можно было придвинуть к стенам и освободить место для хороводов и танцев. Этот прекрасный дом почти ничем не напоминал здание начальной школы, где учились малыши. В старой школе каждому классу была отведена только одна комната, а в большой школе несколько: химический урок – в своем кабинете, физический – в своем, класс русского языка и литературы – тоже отдельно. Был небольшой спортзал, буфет – всех новшеств и не перечислить. Классным руководителем у нас была Валентина Ивановна, учитель русского и литературы. Она мне сразу понравилась, хотя многим одноклассникам сначала показалась строгой – возможно, виной всему были массивные очки в роговой оправе, неизменная серьезность в голосе и взгляде. Что-то родственное показалось мне в облике этой, в общем-то дружелюбной женщины, даже захотелось, чтобы она была сестрой моей мамы.

В один из первых дней октября мы, войдя в класс литературы, увидели на доске красивым почерком выведенную мелом надпись «Как я провел лето». Понятно, будет сочинение. Не все ученики порадовались заданию. Я же взялся за дело сразу, особенно не раздумывая. Писал, не отрываясь от бумаги, как говорится, взахлеб. Образы лета были еще свежи в памяти, красочны, радостны. Мне казалось, я не сочинял, а легко пересказывал то, что видел и хорошо знаю. Память моя хранила множество воспоминаний об Илиме, о тайге, сенокосе, о шустрых белках, что словно птицы летают между соснами, и о самих соснах – таежных аристократах. Не забыл и наше погодаевское поле, оно было безотказным кормильцем для всей деревни. Всплыли в памяти негромкие ребячьи беседы у костра, полнозвучная тишина зябкой ночи, нарушаемая тонким звоном колокольчиков на шеях пасшихся рядом лошадей…

Школьный звонок вмешался в творческий процесс, и пришлось, горестно вздохнув, сдать листки с недописанным сочинением, которое могло бы превратиться в увлекательный рассказ из моего детства, если бы только хватило для этого времени…

На очередном уроке Валентина Ивановна отметила добрыми словами несколько работ, в том числе и мою, и загадочно добавила в заключение:

– Миша, я попрошу тебя остаться после уроков.

Я еле дождался последнего звонка, бежал к учительской, перепрыгивая лестничные ступеньки.

Почти все школьники уже разошлись, в школе тишина. Вбегаю, запыхавшись. И сразу же вижу в руках учительницы листки с моим сочинением.

– Знаешь, Миша, я с удовольствием прочитала твое сочинение. Но все-таки мне кажется, ты немного пересочинял.

– Я старался, Валентина Ивановна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное