Читаем Журавли. Рассказы полностью

– Разве я сказала, что ты не старался? Вот здесь, например, ты пишешь о змее, попавшейся на удочку. Ты же это придумал. Во-первых, змеи у нас встречаются очень редко, и я не помню случая, чтобы змея попалась кому-нибудь на удочку.

Я смутился, опустил голову.

– Согласен со мной? Чего молчишь? – дружелюбно спросила классная.

– Валентина Ивановна, я в книжке читал о миногах, вот и решил присочинить. Да и разница между змеей и миногой не очень большая.

– Разница большая, а главное – в это невозможно поверить.

Я, осознав свою авторскую ошибку, тяжело вздохнул.

– А вот в этом месте ты явно перепутал ласточку с жаворонком: в небесной вышине поет жаворонок.

– Если честно, Валентина Ивановна, я и не знал, кто там поет в вышине. Поет и поет, какая разница? Зато красиво.

– Надо правду писать, Миша, а не первое, что придет в голову. Если чего-то не знаешь наверняка – не пиши, или проверь по книгам и словарям. Писатель должен быть правдивым.

– Понял, теперь буду обдумывать.

– И еще: я хочу, чтобы ты все неточности поправил и аккуратно переписал текст. Мы отправим твое сочинение в газету «Пионерская правда». Это интересно, это должны прочитать ребята всей нашей страны. Не все ведь живут в таком заповедном краю.

– Куда отправим? – переспросил я, задохнувшись от радостного удивления.

– В Москву, в газету «Пионерская правда».

– Ничего себе!

– Понимаешь, Миша, какая это ответственность?

– Понимаю.

Несколько раз я переписывал заветные листочки, чтобы ни грамматических ошибок, ни малейших помарок не осталось в тексте. Письмо по почте мы отправили вместе с Валентиной Ивановной. Первые дни я регулярно забегал в библиотеку и внимательно просматривал каждую полосу «Пионерской правды». Но, к большому разочарованию, своей заметки не находил.

«Наверное, не понравился мой рассказ», – подумал я и стал реже наведываться в библиотеку.

Однажды, в холодный ноябрьский день Володя Анисимов – дежурный по классу, увидев меня в коридоре с учебником, нарочито громко заорал над моим ухом:

– Мишка-а-а-а! Ты чего стоишь, тебя директор ищет!

– Да ну тебя.

– Нет, правду говорю, секретарь приходила, сказала, чтобы тебя срочно нашли и привели.

– Неужели что-то случилось? – сказал я.

– Иди-иди, там узнаешь, там узнаешь, что случилось. Директор в учительской.

Заглянув в просторную учительскую, я увидел разговаривавших друг с другом директора и Валентину Ивановну. Было заметно, что учительница чем-то взволнована, она то снимала, то надевала очки, то вертела их в руках, то нервно протирала стекла платочком.

– Иди, иди сюда, герой, – слегка повысив голос, радостно обратился ко мне директор.

Я робко подошел.

– Молодец, Миша, хорошо написано, – сказал директор, показывая на развернутую на столе «Пионерскую правду». – Молодец! – еще раз сказал он и погладил меня по голове.

Я смотрел снизу вверх, то на него, то на Валентину Ивановну, у которой от волнения пылали щеки и искрился взгляд, направленный на меня. Как всегда, не вовремя зазвенел звонок, учителя заторопились на уроки, и директор, дружелюбно кивнув мне, дал понять, что наша встреча окончена.

Валентина Ивановна сказала:

– Я верила, что напечатают. Не могли в редакции такое искреннее и познавательное сочинение не заметить.

Но этим дело не закончилось.

Через месяц почтальон принес в школу большой конверт, лицевая часть которого походила на красочную картинку из книжки – такое впечатление создавали разноцветные почтовые марки, во множестве наклеенные на бандероль. Внутри была грамота.

Директор на линейке торжественно вручил мне награду. В грамоте говорилось, что редакция рассматривает меня как внештатного корреспондента газеты и предлагает постоянное творческое сотрудничество. Валентина Ивановна так растрогалась, что даже всплакнула, я заметил, как она украдкой смахнула платочком слезы. Друзья и учителя с уважением поздравляли меня. И мама была очень рада, я до сих пор слышу ее голос:

– Вот, Мишенька, какой ты стал, тебя даже в Москве знают.

Сегодня, когда минуло больше чем полвека с того дня, я хорошо помню тот ни с чем не сравнимый запах свежей типографской краски, исходивший от моей первой публикации. Тогда я еще не знал, что много-много раз в жизни этот запах будет приносить мне радость, а каждая моя новая книга, вышедшая из типографии, будет казаться лучше многих предыдущих.

Как кололи свинью


После ноябрьских праздников зябкое предзимье становилось полноправной, холодной, вьюжной зимой. Снегу выпадало много, мороз за тридцать градусов. Наступала пора «колоть» свинью. Мне всегда было жалко нашего борова, за лето я успевал привыкнуть к этому симпатичному безобидному существу. Но зимой семье есть что-то нужно было. Сколько помню, всегда свинью убивал из ружья дядя Вася – наш деревенский кузнец. В тот год мы пришли к нему с мамой.

– Ой, Анна, руку не поднять, разболелась, видимо, соли откладываются, не смогу я твоего боровка заколоть.

– Может, я подожду, пока ты поправишься?

– Подождать-то можно, только вот знать бы, когда вылечусь. Попроси Мишку Клашина, он вроде умеет колоть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное