Читаем Журавли. Рассказы полностью

Мишка все делал машинально, его еще подташнивало, от слабости он не мог говорить.

– Теперь иди к речке, ополоснись хорошенько, посиди, успокойся.

Мишка, не глядя ни на кого, стал спускаться к лавнице, на ходу сбросил сапоги вместе с носками, с огромным трудом вошел в воду, ополоснул лицо, прополоскал рот. Присел на лавницу.

Подошел Вовка. Мишке, почувствовавшему резкий запах курева, стало дурно, опять возникло чувство тошноты.

– Вовка, отодвинься, куревом от тебя разит.

– Нюх, что ли, пробило?

– Наверно.

– Надо было в лес сматываться.

– Отодвинься, прошу тебя, а то опять вывернет.

Вовка отодвинулся.

– Смотри, какой чувствительный стал, – буркнул приятель с другого конца лавницы.

Мишка не слушал его, он глотал чистый, упоительный таежный воздух, как выброшенная на берег рыба, открытым ртом, постепенно приходил в себя после мучительной рвоты.

Смолистый аромат сибирской тайги заполнял его, он дышал этим ароматом, давясь и захлебываясь, до судорог в легких.

Незаметно для себя Мишка успокоился, повеселел.

– Пойдем спать, Вовка.

– Пойдем, но от меня же куревом пахнет.

– Помой лицо и ополосни рот, пахнуть не будет.

– Что, и правда тебя от курения отучили?

– Не знаю, Вовка, давай завтра на тебе испытаем.

– Нет уж, со мной этот номер не пройдет.

– Чего так?

– Последнего удовольствия лишают. Зачем жить тогда?

– Скажу тебе правду. Как только о куреве подумаю, тошно становится.

– Не заболеешь от этого?

– Не заболею. А если что – дядя Вася поможет.

Часть III

Родина

С высоты птичьего полета наша деревня выглядит опрятной, геометрически выверенной. Вросшая фундаментами изб, как могучими корнями, в древнюю родную землю, она предстает несокрушимым бастионом, о который разбивались века и невзгоды. Непостижимая ее целесообразность и значимость кажутся вечными, данными раз и навсегда.

Нижне-Илимск – центр притяжения всей таежной округи. Отсюда летали самолеты в Иркутск и в другие города. Летом по Илиму лошади тянули лодки-баркасы, они шли даже с низовьев Ангары. Многие пути-дороги сходились и расходились в Нижне-Илимске, они манили романтикой дальних странствий, новых открытий и встреч.

Моя малая родина – весь Илимский край, куда вмещается моя жизнь со всеми ее связями, поездками, лесами и полями, птицами и зверьем, ягодами и грибами, горестями и радостями, которые трудно пережить в одиночку.

Да, все это, от горизонта до горизонта – моя малая родина – великое четырехмерное пространство, которое умещается в моем сердце.

Малая родина


На уроке литературы Валентина Ивановна объясняла ученикам, что такое «малая родина», приводила много примеров из жизни великих русских писателей. В конце урока она попросила учеников дома поразмышлять о своей малой родине и написать об этом сочинение.

Мишка Карнаухов и Колька Букин вышли из школы вместе, обсуждая задание.

– Мишка, ты о чем будешь писать?

– Как о чем? О малой родине, конечно.

– Ты родился в Кеуле?

– Да.

– Значит, там твоя малая родина и есть. Она там, где человек родился.

– А может, там, где человек провел свое детство? Где вырос? Я же не помню Кеуля, слишком был маленький. Что о нем писать? Напишу о деревне Погодаевой, о Нижне-Илимске.

– А Нижне-Илимск причем?

– А при том, Коля, что наша деревня и село на том берегу – единое целое.

– Придумываешь, Мишка.

– Ничего не придумываю. Обыкновенная география.

Райцентр Нижне-Илимск, что через реку, погодаевским мальчишкам казался настоящим городом. Там были все условия для интересной и удобной жизни: две школы, три библиотеки, Дом культуры, больница, аптека, пекарня и чайная, баня и несколько магазинов. А главное, там было радио и электричество – невидальщина для многих окрестных деревень. И еще там были настоящие «высотные», как они представлялись ребятам, двухэтажные дома. Среди них самым красивым было здание начальной школы, построенное в начале XX века. Светлое, просторное, с диковинными элементами старого внутреннего убранства, оно уже одним своим видом утверждало: учение – это не только труд, это удовольствие, это радость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное