Читаем Журавли. Рассказы полностью

В другой школе – средней, тоже двухэтажной, просторной и удобной, ребята проводили все свое время, и учебное, и свободное. Деревня, где стоял Мишкин дом, как бы сейчас сказали, была спальным районом. А вся самая интересная жизнь проходила в селе Нижне-Илимск.

В школу и по другим делам из деревни в райцентр добирались на лодках – «шитиках». Нижне-Илимск, по сути, был селом по своей малонаселенности, патриархальности, еще сохранившемуся старому жизненному укладу, но в то же время и городом – с диковинными заведениями и социальными услугами. Блаженством было посидеть здесь в чайной, поесть макарон, попить чаю. А потом пройтись по улицам. По сторонам деревянные тротуары, мостики через овражки. Красота! Ни в одной деревне не увидишь такого.

Нижне-Илимск – центр притяжения всей таежной округи. Отсюда летали самолеты в Иркутск и в другие города. Летом по Илиму лошади тянули лодки-баркасы, они шли даже с низовьев Ангары. Многие пути-дороги сходились и расходились в Нижне-Илимске, они манили романтикой дальних странствий, новых открытий и встреч.

А может, Колька прав, малая родина не там, где живешь, а там, где родился? Деревня Погодаева тоже хороша. Вокруг нее плодородные поля, душистые сенокосы, ягодная тайга. Тут мое детство проходит. Но и в райцентре мое детство проходит. Здесь школа, ребята, учителя, мои первые открытия. Так где же она – малая родина? Что я напишу в сочинении? Нет, я точно знаю, что моя малая родина – весь Илимский край, куда вмещается моя жизнь со всеми ее связями, поездками, лесами и полями, птицами и зверьем, ягодами и грибами, горестями и радостями, которые трудно пережить в одиночку. Да, все это, от горизонта до горизонта – моя малая родина – великое четырехмерное пространство, которое умещается в моем сердце.

Так Мишка и написал в своем сочинении.

Самая красивая деревня


В конце августа Павел Погодаев с Мишкой Карнауховым поднимали пары на крутом склоне Красного Яра. Трактор был старенький, часто ломался, и постоянные ремонты не добавляли ему лошадиных сил. Даже свежая покраска не могла скрыть почтенного возраста железного коня. Поднимаясь вверх по склону, трактор надрывно тарахтел и неравномерно трясся. Мишке было поручено регулировать глубину пахоты лемехами. Работа не спорилась. Приходилось часто останавливаться, глушить перегревающийся движок. Однако и передышки не помогали.

– Да, такими темпами ничего не заработаешь, – возмущался Павел.

Это был высокий крепкий мужик лет тридцати пяти. Несмотря на фронтовое ранение, от которого левая его рука осталась на веки вечные согнутой калачом, в солдатской гимнастерке и кирзовых сапогах он выглядел красавцем. Казалось, все по плечу этому бравому трактористу, и поле он вспашет быстро и легко.

Мишка, пятнадцатилетний подросток, вынужденный больше бегать за трактором, чем сидеть на плуге, был заметно утомлен и ничего не отвечал.

– Чего молчишь, негритенок?

Ответа не последовало.

К обеду заметно устали оба – и Павел, и Мишка.

– Пойдем перекусим? – предложил Павел.

– Куда пойдем-то?

– Лучше всего спуститься к Илиму, искупнулись бы. Но далековато. Пойдем к обрыву. Посидим, природой полюбуемся…

– Сил нету, Павел, я здесь останусь, – промямлил Мишка.

– Не хнычь, пошли, вдвоем веселее. Я помогу тебе.

Мишка нехотя поплелся за трактористом. Миновав солнечную полянку, они вышли к обрыву, на краю которого чьей-то заботливой рукой вокруг стола, сколоченного из неструганных досок, были расставлены чурки. На них и расположился экипаж «машины боевой».

– Вот видишь, Михаил, какой у нас уют, с такой удобной мебелью. Иди сюда, плесну тебе воды из бутылки. Умойся, сотри пыль с лица. Сразу легче станет. Ну вот и отлично. Жаль, девок поблизости нет, а то бы увидели, какой ты парень красивый. Мне тоже плесни. Эх, хороша водичка! Еще немного…

Труженики разложили на столе свои припасы и приступили к еде. Жевали молча, прихлебывая холодный чай. К концу трапезы Павел с сожалением вздохнул:

– Вот бы сейчас настоящего чайку, с костра.

– Для этого, Паша, котелок нужен и заварка.

– Заварки-то вокруг много, вон сколько вокруг ароматных травок растет. А насчет котелка ты прав.

Павел закурил, ловко выпустил несколько ровных колечек дыма, а потом, глядя со стометровой высоты Красного Яра на родную деревню, с потаенной грустью и нескрываемым восторгом сказал:

– Красота-то какая! Ты погляди, погляди, Мишка.

– Ну какая там красота? Лес без конца и края да наша крохотная деревня вдоль Илима, – без радости в голосе констатировал Мишка.

– Да ну тебя, Мишка. Неужели благодати не видишь? Посмотри, посмотри! Да обернись же ты!

Мишка повернул голову и увидел, как далеко внизу вдоль Илима вытянулась ниточка домов, примостившихся на высоком угоре. От каждого дома к реке сбегала тропинка, упиравшаяся в лавницу. Под угором, как опята, кустились серенькие баньки.

Павел понял по безразличному Мишкиному выражению лица, что не убедил парня, не достучался до его сердца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное