Журавли. Рассказы

Делать нечего, пошли к Мишке. Тот дал согласие, но забивать решил свинью по своему методу, топором.

– Это как? – спросила мама.

– Увидите, тетя Нюра.

На другой день Мишка Клашин пришел рано утром. Ружья не было, в руках он держал топор. Приготовили костер, накололи сухих дров, чтобы сразу опалить шкуру, натаскали соломы, Осталось дело за малым – убить свинью.

Мишка долго возился в хлеву, на вопрос, в чем там дело, кричал, что место ищет, куда удар нанести.

Через некоторое время раздались страшный визг и крик одновременно. Визжал боров, Мишка кричал. Все ждущие развязки не успели понять, в чем дело, как из открытой двери выскочил боров и понесся по улице галопом. В хлеву весь в навозе лежал Мишка.

– Что ты сделал? – всплеснула руками мама.

– Скотина полоумная головой завертела, и я по холке попал, – проныл Мишка.

Раненая свинья убежала в лес. Лес большой, на свинье колокольчика нет. Где найти, как возвращать? Хорошо, снег выпал. По следам бегали с ребятами, помогали сестренки, мама, сам виновник «торжества» Мишка Клашин с братом.

Нашли борова в чащобе за семь километров от деревни. Как домой заманить, никто не знал.

Хорошо, Назар Яковлевич Куклин сообразил: взял ружье, запряг сани и поехал на охоту за нашим «диким кабаном».

– Сколько живу на свете, такое приключение у меня впервые, – усмехался он.

– Что поделаешь, Назар Яковлевич, Мишка решил испробовать новый метод на нашем боровке несчастном, – сокрушалась мама. – Он после этого, поди, надолго без работы останется…

Борова пристрелили и привезли во двор. К ночи его опалили, разделали и упрятали в подвал. Мама облегченно вздохнула, когда все помощники ушли.

– Когда я уже доживу до той поры, что не надо будет никого просить, чтоб заколоть поросенка? Когда ты, сынок, уже повзрослеешь?

Я прижался к ней, вдыхая родной запах.

– Скоро, мама. Все буду делать сам. Только поросенка колоть не хочу. Жалко.

Она погладила меня по голове и поцеловала в макушку.

Перекур

Во второй половине дня начали сгущаться облака, на глазах превращаясь в тучи. С каждой минутой они становились все темнее и тяжелее. Казалось, кто-то могучий и невидимый выкатывал их из-за дальних сопок, и уже к полудню тучи заволокли все небо. О том, где находится сейчас солнце, можно было только догадываться.

Мужики торопились, спешно сгребали высохшую траву в валы, а самые опытные делали из них копны.

– Будет дождь, – сказал Мишка Солод, отирая вспотевший лоб.

– Успеть бы сено сбить в копны. Стог уже не заметать, – на ходу добавил дядя Вася, деревенский кузнец и по совместительству бригадир на сенокосных угодьях.

Работали споро, молча.

– Василий! – вдруг крикнул Иван Петухов, полный сорокалетний мужик с брюшком.

– Чего тебе, Иван?

– Давай перекурим, мне такой гонки не выдержать.

– Еще бы! А ты знаешь, сколько в тебе лишнего весу?

– Что-то я не понял тебя…

– Работой, потом объясню.

Часа через два, как пули, ударили первые капли. Но они уже были не страшны – мужики успели собрать сено в копны и укрылись под навесом. Их труд не пропал даром.

– Вот сейчас и покурим, Иван, – сказал бригадир дядя Вася, вздыхая и приглаживая свои мокрые волосы.

– Сейчас уж точно накуримся. Загнал ты нас, Василий Васильевич, как скотину.

– Это не я, дождь загнал.

– Вань, перестань скулить, без тебя тошно, – одернул Петухова Мишка Солод.

– А ты чего в разговор лезешь? – взъярился Иван. – Молодой еще меня учить!

Солод не стал отвечать Ивану, только рукой махнул.

Эта перебранка, казалось, добавляла мужикам силы, но продолжалась недолго. Все опять замолчали, посматривая на луговину через стену дождя, что стекал по наклонной кровле навеса.

Первым нарушил тишину бригадир.

– Ну что, мужики, сиди не сиди, а ужин готовить надо. Кто сегодня кашевар?

– Я! – крикнул Мишка Карнаухов, коренастый двенадцатилетний парнишка.

– И чего варишь?

– Уху.

– Ну, давай уху, хотя и мясцо не помешало бы.

– Щуки со вчерашнего дня лежат, дядя Вася, – строго пояснил мальчишка. – Не протухли бы…

– Вари уху, про мясо я к слову.

– Пока вы умываетесь, уха на столе будет, товарищ командир, – отрапортовал Мишка.

После ужина все разбрелись кто куда. Мужики постарше в зимовье на лежанках устроились, засмолили самокрутки. Ядреный табачок потрескивал, словно дрова в печке. Вспоминали войну, что не так давно прошла, страшную бомбу, сметающую города, говорили о предстоящей уборке урожая. В общем, обо всем своем, из чего состоит жизнь.

Парни и мужики помоложе разместились под навесом, травили анекдоты, друг над другом подшучивали, не забывали вспомнить деревенских девок. А дождь не прекращался, то усиливался, то затихал. Навредил дождь изрядно: нельзя было ни косить, ни грести, ни зароды метать. Отлаженный веками процесс остановила непогода. Терпи и жди, когда эта морось закончится.

Мишка Карнаухов с Володькой Анисимовым сидели отдельно. В зимовье им стало скучно, да и накурили мужики, хоть топор вешай. Под навесом тоже особого веселья не было, усталость брала свое – не хотелось ни говорить, ни слушать.

Подростки незаметно, как делали каждый вечер, спустились к шалашу, что стоял на самом берегу речки Тушамы.