Журавлиная ночь

— И считали себя, как говорят в нашей современности, очень «крутыми», — добавил Ареев. — А на самом деле — чужие орудия, не более. И чуть не понравился руководству, возникло подозрение — беги, спасай свою шкуру…

— Так что и эти тайные организации — на высокой идейности, чистоте помыслов и намерений, держатся недолго, — продолжал Мерционов. — А потом — отрыв от всего чистого и передового, что есть во внешнем мире, и как следствие — вырождение…

— Старые цели, ожидание того, что уже не нужно, — уточнил Вин Бapг. — И мифы: что в момент некой решающей битвы — их поддержат боги, пророки, инопланетяне… Хотя то, как было у нас — редкое исключение! Когда высшая цивилизация в самом деле поняла и поддержала, кого надо — и свои горные жрецы не замкнулись в скорлупу прошлого, не противопоставили современности древнюю цель, с которой века назад в подполье ушли другие…

— А тут бывает: дать землю безземельным крестьянам! — снова продолжил Мерционов. — Всем, без разбора! Или — вывести одну страну из подчинения другой. Но — представив так, будто сама их вражда вечна и вселенски обусловлена…

— Или утвердить повсюду, от джунглей до тундры, пустынное бедуинское многожёнство и кодекс чести, — добавил Ареев. — Изгнав попутно со всей планеты свиней… А потом, как раскроется суть дела, начинают изворачиваться: их не так поняли, на самом деле тут — нечто невыразимо великое, оттого и дано в иносказаниях! Хотя, если буквально, то и цели — вполне человеческие, и враги — того же уровня, и грехи и пороки — до космических обобщений не дотягивают! Но традиционно принято думать — что это дано в контакте… Или, увы, ещё вариант: вершина всей земной, человеческой мысли, которую уже нельзя уточнять, развивать и углублять дальше, иначе опять-таки — ревизионизм и кощунство…

(«Вот уже как видится! — с тревогой понял Кламонтов. — Хотя разве не правда?»

И вообще: шла обычная проверка на разных проблемах, идеях, фактах — как после каждой операции! Говорили всё, что придёт на ум — проверяя, как теперь воспримется! Порой — сами удивляясь переменам в отношении к чему-то…)

— И на этот подход где только не наткнёшься! — уже возбуждённо заговорил Мерционов. — Высказал сомнение в гипотезе, а для них это — их вера, их религия! Неосторожно спросил о чём-то из прошлого, а для них и оно — религия! И сразу начинается: да мы воевали!.. Да мы голодали!.. Да нас так учили!.. Да как ты смеешь!.. И даже взять вопросы совершенствования человеческой природы — сразу обвинят в фашизме, верно? Лично тебя, советского школьника, который «посмел» о таком задуматься?

(«Не надо бы так сразу! — забеспокоился Кламонтов. — Пусть сам подойдёт к этому! И так — для него всё перевернулось!»)

— И тоже правда, — наконец стал отвечать Кременецкий. — Но почему? Так как однажды за это ухватились не те, и отбирать как высшую расу стали не тех — навеки опозорена сама идея?

— А это так на многих путях! — подтвердил Вин Барг. — Ты, не подозревая плохого, высказываешь своё мнение — а тут… лежат бревном те, кто что-то пережил, выстрадал, кого «так учили»! Будто от этого сама история — уже их собственность! И ты явно знаешь и чувствуешь больше, лучше и вернее их — но всякий раз одёрнут: нет, ты сперва пройди наш путь, выстрадай это с нами, а потом рассуждай!..

— Как будто у нас нет своего пути! — не выдержал Мерционов. — И мы только пришли в этот мир — повторять чужие, поклоняться им, а не идти дальше! Они, выстрадав что-то, от этого уже правы на все времена — а у новых поколений и истории своей нет? После 45-го года — сплошь серая полоса, где разве что ещё одна-единственная яркая искра: апрель 61-го? Вот это уж — при всём желании не замазать и не стереть! Но дальше — пустота? «Неправильная» молодёжь, внешне непохожая на них самих когда-то — и всё? А тот же БАМ, станция «Салют» — для них не история?.. Правда, теперь ещё есть «афганцы», но тоже: старая история кончается на них — а с «так называемых демократов» начинается история новой России! Они стояли в очередях, они «имеют право»! И всегда найдётся кому заявить — что у тебя нет права на своё мнение! Как будто сам этот мир — не твой, и что-то в нём решать — не тебе! А собственно, почему? Потому что какие-то идеи, впечатления, переживания — оказались запредельны для кого-то? И сам он покорно терпел зло, или ткнулся не туда, как дурак — а теперь хочет, чтобы это было священно? То есть… что ему не хватило ума или смелости — возразить, осмыслить что-то? Но подумай: если ты в свои 15 уже лучше понимаешь это, чем они в свои 50 — чего они стоят? Да, пережили что-то, отступили перед чем-то — слабые там, где нужна сила, тупые там, где нужен ум! И вопят об этом — как о пределе всего сущего! А скажи не то, что им нравится — реакция: как, он, тоже человек — и «посмел»? Хотя, если бы никто ничего не «посмел» — до уровня каменных топоров не доросли бы! На «посмевших» держится история, а кто только пристроятся в хвост и плетутся там, так они никакой не авангард, они — задница! И всё им кто-то «не такой»: то правительство, то молодёжь! На себя бы посмотрели…