К моей деревне ехать долго —И снег пройдет, и год пройдет,И тополь у родного домаЛиствою дважды прорастет.К моей деревне ехать полем —Высматривать издалекаЗа деревянной городьбоюМельканье белого платка.Вон там, вон там под красной крышейМой дом родительский видать.Вот на крылечко кто-то вышел,Наверно, это вышла мать.Подъедешь — скрип калитки тонкий,Войдешь — в печи гудит огонь,И неумело, как ребенка,Подымешь на руки гармонь.И на лады опустишь пальцы,Но не в ладах с тобой лады,А ты не станешь волноватьсяОт этой малой ерунды.А мама скажет:«Ночью птицыкричали нынче высоко,К снегам». Она снегов боится:Через снега сюда пробитьсяБывает очень нелегко.Ах, нелегка сюда дорога.Отсюда нелегки пути!Мне у прощального порогаСлов для прощанья не найтиАх, это белое круженьеНад черной пахотой земли,И это старое селенье,И крыша красная вдали…*
Так что это было!Да, что это былоСо мною минуту назад!Четырнадцать птицС высоты опустилосьНа старый, заброшенный сад.Четырнадцать птицОпустилось на ветви,И ожил заброшенный сад.Когда это было!Когда это было!Четырнадцать весен назад.Четырнадцать птицС высоты опустилосьНа белый ликующий садЧетырнадцать весен,Четырнадцать весен,Четырнадцать весен назад.Не ветер качнул эти тонкие ветви,Не с ветром беседовал сад…Но что это было!Что это былоСо мною минуту назад!*
Уйди невидимой тропой,Когда село твое затихнет.Внезапная перед тобойБереза в полумраке вспыхнет.Постой безмолвно у пруда.И сил не хватит удивиться,Когда продрогшая звездаО берег с плеском будет биться.У темных сумеречных водТебя встревожит плеск сазаний,Бесшумный филин проплывет,Большими ослепив глазами.И жуткая охватит тишь,И сердце станет биться часто,А ты уже не различишь:От страха это или счастья.Коротко об авторах этих стихов.Г. САФИЕВА — 1947 г. р., окончила филфак Таджикского госуниверситета, работала в комсомольской печати. Сейчас — редактор республиканской пионерской газеты.
Д. ДАМИНОВ — 1941 г. р., живет в Оренбурге. Работал слесарем-монтажником, окончил пединститут, был учителем, теперь — журналист. Студент-заочник Литинститута.
ЮРИЙ ГЕЙКО НА КОЛОДЦЕ
Темнеет. Сумерки быстро затушевывают закат. Степь за окном становится чёрной. Пора зажигать лампу. Но к чему она, если единственная книга давно прочитана, перечитана и сохранилась в памяти, как стихотворение? Прочитана даже газета за прошлый год, каким-то чудом уцелевшая в тумбочке, а созерцание этой комнатки с двумя кроватями и самодельным столом, голых побеленных стен, знакомых до последнего пятнышка, вгоняет в смертельную тоску.
К тому же свет у керосиновой лампы неуютный. Когда зажигаешь её, ночь за окном становится ещё темнее.
Посижу лучше в темноте.
Третью неделю я здесь один. Солдат, с которым мы охраняем единственный на многие десятки километров колодец с питьевой водой, уехал на машине-водовозке за продуктами. После его отъезда всю ночь лил сильный дождь, солончаки раскисли, и пробиться назад стало невозможно.