Журнал «Вокруг Света» №04 за 1972 год

Перед отъездом я еще раз спустился в пещеру. Остановился в самом тихом гроте — там работает сейсмическая станция «Кунгур»: приборы регистрируют притяжение Луны, слушают гул далеких землетрясений... Молча постоял в гроте Данте. Пещера настраивала на торжественный лад.

Конечно, неизвестно, где и когда обернутся золотом или нефтью исследования карстовых впадин. Быть может, изучение режима подземных вод в Кунгуре позволит напоить из скважин Магнитогорск, который испытывает недостаток в воде, или предсказать землетрясение на Камчатке, или построить туннель где-нибудь на Кавказе...

Исследования Лукина и сейчас оборачиваются пользой. Так, он доказал, что холод в пещере не сохранился с ледниковой эпохи, а вещь наживная: его накапливают сами горные породы, аккумулируя приносимый ветром мороз. А отсюда следует, что режимом пещеры можно управлять: пробить новые «органные трубы», усилить циркуляцию воздуха и заморозить новые гроты. А значит, можно будет увеличить и поток туристов. Однако и здесь имеется предел, который тоже подсчитал Лукин.

Вячеслав Семенович показал мне чертежи: искусственный подземный холодильник, где мороз, как в пещере, аккумулируется горными породами.

— Сама пещера станет больше, — сказал он. — Мы уже исследуем ходы за озером. А дальние гроты врачи предлагают отвести под лечебницу: уже доказано, что воздух пещеры целебен...

А. Харьковский

Вепсские орнаменты

— Так ведь мы самая чудь и есть! — Белоголовый дедушка повернул кран самовара. Пенясь, шибко побежал кипяток.

...За неизменным северным чаем записывал я предания в Заонежье и Поморье, Пудожском крае и Каргополье, легенды о «чуди белоглазой» — то о робких подземных жителях, то о свирепых воинственных великанах... С чудью, по преданию, встречался князь Вячеслав Белозерский, легендарный основатель Каргополя. Поморы рассказывали мне о недавних якобы нападениях чуди, вооруженной луками и стрелами с костяными наконечниками. А ласковый старичонка подвигает стакан крепко заваренного чая: «Мы вепсы — чудь. Малины с молоком хочешь?»

...Дорога в глубь страны вепсов, потомков легендарного и летописного народа — чуди, стелется все вверх по уступам огромной пирамиды Шокшинской возвышенности, что на водоразделе Ладоги и Онеги. Здесь единственное в мире месторождение малиновых кварцитов; гудящее под колесами шоссе алеет, как разостланное на десятки километров полотнище кумача. На обочинах в сырой тьме елей, в зеленом костре орешников полыхают скалы, алеют валуны, угольками тлеют малые камни. Этот материал так и просится в руки мастера. Недаром вепсы давно славятся как шлифовщики камня; были среди них и резчики — «словорубы».

Вепсская деревня — это гул тесового настила под ногами, высокие дома с челом в седине древней резьбы, это морозный блеск железной поковки на дверях — колец с гранеными стукальцами, жиковин, накладных замков.

Вепсы невысоки ростом, светловолосы и голубоглазы; старики ласковы и любопытны, как дети, а застенчивые ребятишки ловят каждое слово, когда дед или бабушка говорят о таинственном, как сказка, легендарном прошлом.

Вепсский язык сродни карельскому — особенно южным его говорам. Предания, былички рассказаны мне по-русски так, как говорят в русских деревнях При-онежья. Особенности этого говора сохранены и в рассказах, написанных по мотивам вепсского фольклора.

О чем кличут журавли

Когда высоко в небе журавли кричат «клинг-клинг!», грустно людям: почему? Бабушка наша забыла счет своим годам, но про журавлей знала.

— Деды наших дедов пахали землю помягче этой, солнце над ними было поласковей. Хорошо родилась рожь на песчаных запольях, греча на пожогах, горох да бобы на глинистых местах. Летом — уследи! — кувшинки поднимутся на воду: пора сеять ячмень на раскорчеванных лесных нивках. Шесть недель прошло — запирай ячмень в закрома. А там и кузнечик застрекотал — рожь поспела; овес усы отрастил — осень близко.

Совсем доспел в то давнее лето ячмень. Но увидел однажды мужик — примяты колосья; рассердился: «Я лес корчевал, нивья пахал... Словлю вора!» Пошел с сыном.

Заря вечерняя сокрылась. Сумерки. Рыба повернулась к озеру головой, к берегу хвостом. Полночь.

Тут плесканье крыльев раздалось, щелканье клювов. Пала на ниву станица журавлей. Притих мужик с мальчишкой, затаился. Стали журавли по полю гулять, стали ячмень клевать; пляшут — хоровод водят. Нагулялись, наклевались — головы под крыло, спят! У мужика страх прошел — кидает сыну конец веревки: «Держи крепко!» Отец привязал одного журавля за ногу, другого... А седьмой-то, старый вожак, не спал! Только мужик привязал его — крыльями схлопнул, клювом щелкнул! Проснулись, взмахнули крыльями журавли... Кинулся мужик к сыну, да куда там! Крепко держал мальчик веревку. Глядит паренек — горемычная голова: леса все темней, пожни — меньше. Быстрее и быстрее машут крыльями журавли — несут мальчика в подсиверну сторону.