Я всматривалась в лица окружавших меня людей и задавала себе вопрос: что я о них знаю? То, что они принадлежат к племени янади? То, что их предки, протоавстралоиды, были первыми обитателями этой земли? Или то, что янади до сих пор умудрились сохранить элементы культуры каменного века? Нет, я о них знала и другое. Я знала и о том, что люди, стоявшие рядом со мной, добывали себе хлеб поденным тяжелым трудом. Они рубили дрова, подметали городские улицы, убирали особняки, ухаживали за деревьями и цветами в городских садах, крутили педали велорикш. Соседний малопонятный и враждебный им мир заставил их работать на себя. И они стали париями этого мира, этого города. Неприкасаемыми. Их заманили в западню, и только смерть вырвет их из нее. Но почему разорванный барабан оказался главным во всем этом? Почему старейшина начал именно с него? Почему он не сказал, что за свой труд они получают гроши? Что их обманывают и обсчитывают? Почему? И постепенно я стала понимать. Этот молчащий барабан превратился сейчас для племени в некий символ. В символ их трагедии.
Луна была уже высоко — и теперь я без труда различала черты стоявших людей. Старейшина замолчал так же неожиданно, как и начал. И вдруг произошло чудо. Беспорядочная толпа расступилась, превратилась в правильный круг. Люди медленно задвигались, прихлопывая в ладони, и запели мелодично гортанными голосами. И вновь каменный век ступил на клочок городской земли. И эта земля, луна и звезды принадлежали только им, янади. Бесшумно двигались темные полуобнаженные тела, и звучала древняя песня. Янади пели о луне, о прохладных горных джунглях. О синем цветке, который распускается на благоухающей, поляне в лунную ночь. Круг танцующих двигался куда-то в бесконечность, и прекрасные слова необычной для этих мест песни звучали приглушенно и таинственно. Янади пели, и временами шум проходящих поездов заглушал песню. Но они уже не обращали внимания на этот шум. Сегодня они были настоящими свободными янади. Они были самими собой. В эту ночь они бросали вызов городу, тому городу, который превратит их завтра утром в рикш, подметальщиков, уборщиков, разносчиков. Песня была как заклинание против несправедливого колдовства злого города. Но в этой песне-заклинании не было существенной детали. И поэтому заклинание было бессильным. В нем не звучали барабаны...
Улыбка янади
Это случилось в первый день моего появления у янади. Мы остановились у очередной безымянной деревни. У крайней хижины на выжженной земле сидели несколько человек: старик, молодой мужчина, женщина и мальчик.
— Здравствуйте, — вежливо сказала я.
Мне никто не ответил. Все четверо какую-то минуту молча рассматривали меня.
«Что за странное племя?» — подумала я. И стала ждать. И вдруг как будто луч солнца озарил лица сидевших. Они улыбались. Улыбались удивительно искренне и приветливо. И я поняла, что теперь все в порядке. Просто у них не было слова для приветствия. И вместо этого они одаривали человека этой удивительной улыбкой.
Улыбка янади не была чем-то однозначным. В ней были робость и смущение, открытая радость, иногда немного печали, удивление и нежность, затаенная горечь и прямота смелости. Короче говоря, в этой особенной улыбке, как в фокусе, сосредоточивалось все, что было свойственно характеру самих янади. Характер этот формировался в течение многих веков, в своих специфических племенных условиях, в теснейшем общении с природой, в среде традиционных представлений об окружающем мире. Окружающий мир менялся быстро, а представления янади о нем медленно. Со временем увеличивалась своеобразная несовместимость. Несовместимость характера и представлений янади с городом и бытовавшими в нем отношениями. Несовместимость эта почти вычеркнула янади из современного общества и создала в этом обществе твердые представления о племени. Представления эти оказались более однозначными, чем сами янади и их характер. Они сводились к определенному набору эпитетов, прочно прилипших к янади.
Чтобы найти эти эпитеты, не надо было обладать ни оригинальностью мышления, ни душевной чуткостью. Янади ленивы, говорят горожане и крестьяне окрестных деревень, янади глупы и тупы, они непрактичны и медлительны, они... Да стоит ли все это повторять! На это янади отве чает только улыбкой, в которой так много достоинства.
Город шумен и непонятен. Все куда-то бегут и торопятся. Здесь, а не в джунглях, обречен теперь янади добывать средства к существованию. А средства к существованию — это деньги. Деньги можно только заработать. Остальные пути их добывания янади неизвестны. Деньги... Сколько человеческих конфликтов, трагедий и кровавых историй связано с этим понятием. Но об этом янади пока не знает. К деньгам и работе он подходит с позиций древнего собирателя и охотника. Если в хижине нет еды, надо идти в джунгли и добыть ее. Если сегодня еда есть, то не надо беспокоиться. Можно не идти в джунгли, можно сидеть на берегу реки и завороженно смотреть на игру ее струй.