Когда же их земля получила нынешнее свое название, на ней появились белые люди, и с их ружьями не мог соперничать самый лучший бумеранг.
Белые поселились в стране, а черные получили свое общее название — «аборигены». Само по себе латинское это слово обозначает «коренной обитатель того или иного места». Но когда говорят просто «абориген» без уточняющего определения, имеют в виду именно коренных жителей Австралии.
В речи австралийцев встречается еще словечко «або» — сокращение от «абориген», имеющее резко презрительный характер. Услышать его можно нечасто, ибо большинство австралийцев об аборигенах говорят редко и ими не очень интересуются.
Иногда по телевизору передают выступления фольклорных ансамблей, и раскрашенные танцоры представляются жителю Сиднея не менее экзотичными, чем зрителю в Осло или Брюсселе. Показывают еще некую разновидность американских вестернов, только действие происходит в Австралии, а вместо индейцев на старателей и скотоводов нападают аборигены. Эти фильмы вообще чушь — хотя бы потому, что воинским искусством индейцев коренные австралийцы никогда не обладали. Для массовых сцен приглашают обитателей поселков на окраинах больших городов — люмпенов, в жилах которых смешалась кровь кто знает скольких племен с солидной добавкой европейской.
За бутылку они готовы на все — не только снять штаны и, завывая, бегать по команде ассистента режиссера с поднятыми копьями. Винить их в этом трудно — сами условия существования, лишающие этих людей надежды, сделали их такими.
Но стереотип аборигена, который выработался у большинства белых — или совершенно первобытного дикаря, или опустившегося пьяницы в обносках,— появился от редкого общения именно с этими людьми.
Самый благожелательный австралиец считает аборигена прежде всего существом совершенно непохожим на нормального человека:
«Как может человек не мечтать о благосостоянии, о постоянной работе, о собственном доме? Дайте аборигену дом — в него набьются тут же десятки его соплеменников; обеспечьте его работой — он получит первую зарплату и смоется ее прогуливать; попробуйте его застраховать — он тут же нарочно сломает себе ногу, чтобы получить страховку и устроить пир для близких и дальних родных. И после всего этого он человек?»
Кто, впрочем, и когда страховал аборигенов, да еще и выплачивал им премию, это уже вопрос десятый. Зато почти все белые убеждены, что, если бы это случилось, результат был бы именно таким.
Но в последние годы об аборигенах говорят в Австралии значительно чаще. Причиной тому оказались минеральные богатства, которые скрывают недра земли, числящейся в распоряжении аборигенских племен 1. Благодаря протестам коренного населения, в которых приняли участие и многие белые австралийцы, телезрители (то есть подавляющее большинство населения) убедились, что аборигены не совсем те люди, за которых их принимали. Более того, многие порядочные белые вполне согласны с тем, что земля — собственность аборигенов и использовать ее можно, лишь выплатив владельцам солидное вознаграждение.
В этом-то и кроется глубокое несходство двух разных культур, разных систем ценностей. Большинство белых, даже весьма порядочных, не могут уразуметь, что такое земля для людей живущих на ней (по научным подсчетам) двадцать пять тысяч лет. Потому что для белого земля прежде всего собственность. Коренные же австралийцы чувствуют духовную связь с землей своего племени, с пещерами, где стены изрисованы священными узорами, с горами, где живут души предков с деревьями, каждое из которых — живое существо.
Вся культура аборигенских племен основана на мифах, древних преданиях, дающих стройную (хотя и очень отличную от нашей) картину мироздания, устанавливающих законы человеческого общения, объясняющих все явления жизни. Традиционной жизни. Но стоит ее нарушить — и гибнет сама культура.
Молодой абориген из племени аньула Коррунга, охотнее откликающийся на имя Джеффри, был задержан, когда продавал плоский камень с выцарапанным изображением крокодила. Выручка от сделки не превышала стоимости бутылки виски, но полиция вмешалась в дело по жалобе старейшин племени. Камень был священным предметом, он исчез из потайной пещеры. Старики просили отдать Коррунгу им, но — закон есть закон! — дело передали судье. Старейшин вызвали в качестве истцов. Судья стал допытываться: а почему, собственно говоря, старики столь взволнованы? Сколько стоит камень? На этот вопрос истцы ответить не смогли. Доллар? Десять? Сто? Не поняв, старики назвали сумму выручки вора. Всего-то? За кражу столь невеликую обвиняемого ждала максимум неделя тюрьмы
Коррунга, отсидев неделю в участке, спасся от взбучки в родном племени. До того ему не приходилось жить в доме с полом, крышей, очень крепкими стенами и дверьми. Вышел он на свободу, в «цивилизованный мир» вооруженный полусотней английских слов и знанием того, что все, что говорят соплеменники,— ложь и глупость Одним аборигеном, оказавшимся в пустоте — ни тут, ни там,— стало больше в стране. На одну ниточку ослабла основа племени аньула.