Мистер Роланд был человек одинокий. Всю жизнь работал «в бизнесе». А к старости пришел сюда, на эту, в общем-то, спокойную должность. Последние несколько лет, как мне говорили, Роланд, правда, преобразился. Как-то один из ученых института взял его с собой провести уик-энд на яхте. Многие здесь имеют свои яхты, держат их в одном из заливов на побережье Атлантики, в трех часах езды на машине. И Роланд вдруг понял, кем он должен был бы стать еще много лет назад...
Сейчас у него своя яхта, и все свободное время он драит ее, красит и ремонтирует, а когда устает от этого — читает книги о парусниках.
Вопреки всеобщим ожиданиям, отношения наши с Роландом сложились сразу хорошо. Что бы я ни попросил — он выполнял с удовольствием. Поэтому все у меня и шло хорошо. Власть у Роланда была огромная. Та же власть, которую имеют и наши замы по хозвопросам. У Роланда в друзьях были начальники, и полиция, и судьи, и разные там хозяева и управляющие отелей, мастерских, администрация «таун-холла», то есть как бы «горсовета». И его звонок: «Здравствуй, Джон, это Рон Роланд... Ну, как дела, как дети, как жена... Кстати, у меня в институте работает один русский... Настоящий, прямо из Москвы...» — мог открыть или закрыть многие двери. Я всегда чувствовал, что Роланд молчаливо, не хвастаясь, открывал мне двери.
Вот и сейчас мы со Свинцовым пришли к нему. Встретил он радостно, как и всегда:
— Здравствуй, Игор, как съездил? Молодец, что остался там на праздник Четвертого июля. А у тебя, я чувствую, какая-то просьба?
— Да, Рон...— И я рассказал ему все. Рон молча снял трубку телефона и начал звонить: — Привет, Питер, это я, Рон Роланд...
Очень скоро мы выяснили, что в суд ехать не обязательно, если сразу признать себя виновным и заплатить штраф. Но сколько? Оказывается, каждый суд «берет» по-разному. «Например, здесь я бы взял с него двести долларов,— говорил по телефону секретарь суда нашего города.— Слушай, Рон, пусть он приедет к нам, и отсюда мы позвоним в тот злополучный суд и все выясним».
Через четверть часа я был уже в помещении суда нашего городка. Секретарь его, тоже немолодой человек, ждал меня, а еще через десять минут сначала он, а потом я разговаривали с секретарем того суда, который мне рекомендовали посетить полицейские. Голос на том конце провода был женский:
— Да, сэр, вы не обязаны являться в суд, если признаете себя виновным и вышлете в наш адрес назначенную нами сумму. Эта сумма равна ста девяноста шести долларам. Кстати, о вашем акценте. Он похож на славянский. Откуда вы, сэр?
— Я русский, из Советского Союза. Должен быть там четырнадцатого июля.
— О... А вы знаете, меня зовут Мария, Маша. Мои родители до сих пор говорят по-русски, хотя я знаю только «Маша...». Знаете, сэр,— заговорила Маша уже без ноты официальности.— А зачем вам платить так много?
— А разве можно меньше?
— Конечно. Если вы не признаете себя виновным.
— Но ведь, к сожалению, Машенька, я же нарушил...
— Это неважно. Ведь вы ничего не подписывали там, на дороге?
— Нет.
— Все правильно. Полицейские и не имели права брать с вас какие-либо подписи... Видите ли, мне кажется, что, хотя вы и совершили проступок, но сделали это, сами того не зная, то есть вы попадаете под рубрику: «Действие совершил, но считаю себя невиновным». И она произнесла что-то на другом языке. Судя по «ус» в конце каждого слова, это была латынь.
— В этом случае вы должны выслать нам чек только на тридцать девять долларов.
— Но, Маша, кто же поверит?
— Я поверю. Письмо придет ко мне. Я, а не вы секретарь этого суда! — начала уже сердиться далекая Маша.— Ведь в вашей стране, сэр, все указатели скорости в машинах показывают скорость в километрах в час. И наша предельно допустимая скорость — пятьдесят пять миль — будет на вашем приборном щитке означать даже не «восемьдесят», как было у вас, а больше. Могли вы ночью, усталый, подумать, что ваш щиток приборов европейский, а не американский?
«Ну, Маша, ну голова...» — подумал с удивлением. А Маша продолжала:
— Протокол у вас с собой? Переверните его. На обороте увидите три квадратика. Под первым написано — «виновен», под вторым — «не виновен», под третьим — латинские слова. Эти слова и значат: «совершил, но не виновен». Распишитесь в этом квадратике и шлите на наше имя тридцать девять долларов. И желаю вам счастливого пути, сэр. Будете в Конкорде — заезжайте. Только без протоколов... Да вы не бойтесь, не бойтесь,— засмеялась она,— расписывайтесь. И жду вас когда-нибудь у нас в Конкорде. До свидания...
Я расписался в третьем квадратике, выписал чек на тридцать девять долларов, положил все это в конверт, наклеил марку и надписал адрес...
Уезжая домой, договорился со Свинцовым, Роландом и другими друзьями: если что-то будет не так с Конкордом — они напишут мне в Москву письмо или пошлют телеграмму. Но я до сих пор не получил ни письма, ни телеграммы об этом. По-видимому, я удовлетворил суд города Конкорд в далекой Америке.
И все-таки мой вам совет: не ездите по Интерстейт ночью.
Конец бизоньей тропы