На бумажной фабрике перед моими глазами, подобно белой сверкающей реке, стремительно текла широкая лента, струящаяся из-под машинных валков. Она сворачивалась в ролы диаметром метра два. Скорость была необыкновенной: километр в минуту. На лесопильне я видел, как мощные струи воды отделяют кору от бревна с такой же легкостью, как, скажем, если бы вы чистили банан. Я слышал пение циркулярных пил, которые, повинуясь компьютеру-дирижеру, за несколько минут обрабатывают золотистые сосновые бревна, превращая их либо в терпко пахнущие доски разной толщины и величины, либо в брусы, рейки и тому подобное.
Есть на комбинате в Лиллуэте и отдел научных изыскании. Им руководит доктор экономики Лионель Кокс. По его словам, проблема состоит не в дальнейшее развитии и совершенствовании технологического процесса, а в том, как транспортировать сырье из отдаленных от предприятия мест, если там нет ни рек, ни железных дорог. И еще одно немаловажное обстоятельство подчеркнул он: где и кому продавать готовую продукцию, чтобы извлечь максимум выгоды.
— Ведь в нашем мире, — сказал доктор, — все зависит от конъюнктуры. Сегодня, скажем, трехслойная фанера нужна позарез, а завтра от нее все отворачиваются. Что делать?
Лионель Кокс продемонстрировал мне ряд изделий, созданных в руководимом им отделе. Там были удобрения для полей, полученные из древесной коры (до сих пор кора использовалась в основном как низкосортное топливо); духи и масла, извлеченные из сосновых, еловых и лиственничных иголок; пластик, сделанный на основе смолы и других компонентов древесины.
Правда, доктор Кокс заявил, что то были уникальные экземпляры и когда они пойдут в серийное производство — неизвестно. Все зависит от боссов: найдут они дело выгодным — изделиям будет дан ход; не найдут — доктор Кокс старался зря. В конечном итоге все решают рынок и прибыли.
Недаром люди, сведущие в экономике Британской Колумбии, рассказывали мне, что лесозаготовительные и лесообрабатывающие компании возвращают себе — через свою собственную же продукцию — половину каждого доллара, заработанного людьми, живущими в этой провинции или приезжающими туда с целью подработать, как знакомый нам Кошта Родригеш.
...Возвращаясь в хмурую, промозглую февральскую Оттаву, я пролетал над иссиня-зелеными гигантскими коврами лесных массивов. По ним рука какого-то великана неаккуратно рассыпала горсти соли — снега. Обозревая эти просторы, я вспомнил мужественных людей, которые ловко управляют техникой, а если придется, то так же мастерски орудуют топором и пилой. Большую половину жизни они проводят в лесу, роднятся с ним и в то же время причиняют ему мучительную боль. Но в конце концов не их же вина, что в проползавшем внизу ковре местами были видны огромные «дыры» — может быть, непоправимые уже следы неумеренной вырубки.
Потом леса скрылись под серой, лежащей комками, ватой облаков. Где-то там, внизу, шел мелкий «скорбный» дождь...
Рохас и его сыновья
В восьми километрах от озера Сан-Роке, по шоссейной дороге, что идет на Сан-Хуан и Мендосу, и дальше, через перевал де-Лос-Индиос, лежит маленький городок Танти. Скорее это поселок, но жители провинции Кордоба склонны к небольшим преувеличениям. Потому они и назвали городом не большое скопление одноэтажных домов, где проживало чуть больше тысячи человек.
Здесь всего один магазин, почта, парикмахерская, крохотная церквушка и, конечно, пульперия. Вывеска гласит «Бар», но местные жители продолжают называть заведение так, как называли в те времена, — кстати, не такие уж далекие, — когда в пульперии решалось больше вопросов, чем в алькальдии. Ибо в Танти есть алькальд, как в любом приличном городе. Есть еще и хлебопекарня, но она находится на отшибе, по дороге к гроту Святой Девы.