Журнал "Вокруг Света" №3 за 1999 год

— Ну как? — выводит меня из задумчивости Касым Аппасович. — Ваши впечатления о кумысе?

— Очень вкусно. И пахнет дымком.

— Это наше вино, — улыбается Коныс. — В голову бьет капитально...

— Посуду, в которой готовят кумыс, окуривают можжевеловым дымом, — поясняет Нелли Викторовна. — Знатоки говорят, что настоящий кумыс отличается тем, что  в крупинках жира должны быть черненькие   точечки.    Видите?    Вон они... От копчения.

Мне, как почетному гостю, подают на тарелке баранью голову. Я смущен, потому что не знаю, как ее надо есть.

— Вы можете передать ее более старшему аксакалу, — тихо советует Нелли Викторовна.

— Касым Аппасович! Помогите. Что мне с этой головой делать?

Все вокруг улыбаются, юрта слегка плывет перед глазами от усталости и кумыса... А Таукенов берет внушительный охотничий нож, ловко вставляет его в шов черепушки барана, и, повернув, раскалывает ее, как орех.

— Ибн-Сина говорил, что если мужчина хочет быть до преклонного возраста мужчиной, он должен мозги есть, — приговаривает он при этом. — Правда, написано — птичьи мозги. Ибн-Сина таджик был, перс. А у нас, казахов, всегда почетному гостю голову подают.  Разве это не перекликается? — И Таукенов каждому за столом раздает по кусочку мозга.

— Ешьте! — обращается он ко мне. — Это черный баран, самый вкусный.   Он  в  степи  сорок трав щипал.   Какие   богатства   есть   в Ерейментаусских степях, они лежат перед вами.  Поэтому если хотите омолодить кровь, ешьте!

—  Анекдот знаете? — спрашивает  Коныс. — Волк по  количеству потребляемого за год мяса занимает второе место в мире.

— А кто первое? — спрашиваю я.

— Казах! — выпаливает, хохоча, Коныс.

— Раньше казахи в 90—100 лет ребенка имели, — рассказывает Таукенов. — А сейчас все, как... выхолощенные   ходят!   С   дастарханом связано, с питанием. Вот казахи конину едят — почему? Холестерина ни грамма нет, сосуды чистые. Теперь, прежде чем забить коня, его гоняют до седьмого пота, потом выстойку делают, и потом только режут.   Во-первых,  пота  нет,  во-вторых, вы когда поработаете, — мышцы болят, там образуется, оказывается, какой-то фермент для омолаживания. Поэтому вот Даксан-бай и родится.

— «Доксан» — это 90. А Доксан-бай — ребенок, рожденный в 90 лет, — поясняет Нелли Викторовна.

А Касым Аппасович что-то делает с трубчатой костью от задней ноги съеденного барашка. Сбоку высверлил в ней круглое отверстие и пробует вставить в него мизинец.

Годится! — и   протягивает кость мне.

— Что это, Касым Аппасович?

— Я вас мозгами бараньими угощал? Теперь приедете домой,  и  у вас с женой родится Элли-бай. Я возраст ваш правильно определил? Пятьдесят с чем-нибудь?

— Правильно.

— Мальчик родится. И он будет писать в кроватку. А чтобы он не был   мокрый,   вы   в   эту   косточку вставите его писюльку! — и он косится на смущенную Нелли Викторовну.

В юрте хохочут...

—  А теперь — слово нашему гостю, — говорит Тезэке.

Я поднимаюсь. О чем говорить? О нашем общем прошлом? А вдруг мы по-разному его понимаем? Или о том, что нас объединяет? А в голове моей бродит кумыс. И я начинаю рассказывать в лицах:

—  В 1250 году хан Батый прислал сказать   князю  Даниилу   Галицкому: — Дай Галич!

В юрте наступила тишина. Все слушают.

— Данила решил не упрямиться, — продолжаю я, — и поехал к Батыю сдаваться. Войдя в юрту Батыя, князь, по монгольскому обычаю, поклонился, — и я тоже в это время поклонился, выбрав для этого Коныса:

— Здравствуй, батька!

Коныс наклонил величаво голову.

— Батый отвечал ему ласково, — продолжал я; — Данило! Чему еси давно не пришел? А ныне оже еси пришел, то добро же!  Поеши ли черное молоко, наше питье — кобылий кумыс?

Тут я изменил голос и хрипло, за Данилу, отвечал:

—  Доселе семь не пил, ныне же ты велишь — пью!

Батый же на это сказал:

— Ты уже наш, татарин, пий наше питье!

И тут, вместе со всеми, выпил я третью кясушку кумыса...

В это время открылись двери юрты, внесли еще один дымящийся поднос с мясом.

— Это  куйрык-бауйыр, — тихо сказала мне Нелли Викторовна. — Жаркое из конской печени.

— Ты что? — спросил Таукенов Ибраева. — Жеребенка зарезал? Откуда конина?

Но степной генерал отмахнулся и кивнул Конысу:

— Давай.

— А вот сейчас мы посмотрим, насколько ты наш, татарин, — с шуточной   угрозой   обратился   ко мне Коныс. Он взял с подноса кусок конской печени, макнул его в чашку с айраном — кислым молоком — и поднес его к моему рту.

—  Ешь, Данило!

И я, как галчонок, открыл рот и ухватил зубами протянутый кусок. В юрте засмеялись и захлопали в ладоши.

Вот   теперь, — сказал мне Коныс довольно, — я верю: ты наш, казах!

— Братание состоялось!

Таукенов, глядя на Коныса, покачал головой:

— Тебе один раз уже за это попало! — и пояснил: — Его в акимат вызывали. За американца...